Глава четвертая. Отклики в Грузии на смерть Толстого
Первые известия о тяжелом состоянии здоровья Льва Николаевича Толстого встревожили царское правительство. Во избежание "беспорядков" были приняты надлежащие меры: обсуждался вопрос о снятии с Толстого отлучения* от "официальной церкви", заготовлялся текст телеграммы Николая II, которая лицемерно отдавала должное его писательской деятельности, и в то же время по министерству внутренних дел уже рассылался циркуляр губернаторам, полученный и в Тбилиси за подписью Курлова, гласящий: "Если в случае смерти графа Льва Толстого поступят просьбы о служении панихид, не оказывайте противодействие и предоставьте всецело разрешение этого вопроса местной духовной власти. За устроителями и присутствующими на панихидах благоволите приказать учредить неослабное наблюдение и никоим образом не допускайте выступлений противоправительственного характера. Сообщается на распоряжение"**.
* (Толстой был отлучен от церкви 24 февраля (9 марта) 1901 года за свои религиозные, убеждения. Незадолго до смерти Толстого синод предпринял попытку склонить его "примириться с церковью", но Толстой до конца жизни остался убежденным противником официальной церкви.)
** (В этом "деле" имеется и другой циркуляр, датированный годом позже приводимого, где говорится:
"Ввиду наступающей 7 ноября годовщины смерти писателя Льва Толстого прошу озаботиться принятием заблаговременных мер к недопущению по этому поводу никаких уличных демонстраций и вообще противоправительственных и антирелигиозных выступлений, обратив особое внимание на настроение учащейся молодежи и рабочих масс, на могущие состояться гражданские панихиды, заседания и собрания для чествования памяти почившего писателя" ("дело № 1188", Государственный центральный историч. архив Отдел судебной палаты).)
Но все препоны царского правительства были сломлены под сокрушающим потоком народной любви и симпатии к гениальному писателю. Смерть Толстого сильно взволновала все слои общества. Гневно прозвучал тогда голос Ленина в статье, опубликованной в газете "Социал-демократ"*.
* (В статье говорилось:
"...Толстой поразительно рельефно воплотил в своих произведениях - и как художник, и как мыслитель, и проповедник - черты, исторического своеобразия всей первой русской (революции, ее силу и ее слабость".)
Среди многочисленных делегаций, присутствовавших на похоронах Толстого, были посланцы и от грузинского землячества, студентов университетов и Высших женских курсов. Об этом рассказал нам один из участников - Владимир Малахиевич Джапаридзе*.
* (Вот воспоминание В. М. Джапаридзе о похоронах Л. Н.
Толстого:
"Весть о смерти Л. Н. Толстого всколыхнула широкую общественность России и все прогрессивное человечество. Все спешили отдать последний долг великому писателю. В самую последнюю минуту предназначенный из Москвы специальный поезд в Ясную Поляну был отменен. Это не обескуражило особенно настойчивых, среди которых была и наша группа студентов - грузин Московского университета - Али Арсенишвили, Лазарь Шургая, Михаил Мебурнутов, Алексей Цатарейшвили, я с братом Грищрием и студент Петровско-Разумовской академии Никита Бархударов.
Вместе с другими студентами нам удалось устроиться в теплушке, прицепленной к поезду, направлявшемуся по Курской дороге сторону Ясной Поляны. Сойдя на разъезде Засека, куда прибыли ночью, на рассвете заметили шествие - яснополянские крестьяне несли гроб с прахом гениального художника на плечах; мы, студенты, присоединились к кортежу и все расстояние, около 4х километров, поочередно несли гроб, сменяя крестьян. Было холодно, кутались. За гробам вместе с нами шли Софья Андреевна и ее дети - Илья, Андрей, Сергей, Татьяна, Александра. Дойдя до усадьбы Толстого, процессия задержалась у ворот, откуда медленно двинулась далее.
Помню, какое впечатление произвела на меня архитектура двух столбов у этих ворот, напоминающих в миниатюре сторожевые башни.
Далее, через чудесный парк с прудом, где часто встречались великаны деревья, гроб установили в первом этаже, в бывшем кабинете Льва Николаевича, где, как говорили, он писал "Войну и мир".
Это - самое уединенное и самое отдаленное помещение в доме, когда-то служило кладовой, но желание найти покой от шумной жизни всего дома и сосредоточиться вынудило Льва Николаевича избрать эту комнату под кабинет.
Пришедшие проститься с прахом писателя, шли к гробу вереницей, в очередь, и выходили в задний двор.
Речей никаких не было нигде, ни при встрече гроба на ст. Засека, ни в дороге, где приходилось останавливаться довольно часто, ни дома, ни над могилой.
Кроме яснополянских крестьян и прибывших из Москвы студентов многих учебных заведений, почти никого не было, не считая фоторепортеров, включая и иностранных, поминутно щелкавщих затворами своих аппаратов. Только через час или два после нашего прибытия приехали из Москвы А. И. Сумбаташвили-Южин, поэт Валерий Брюсов и вместе с ними кто-то третий.
Хоронили Льва Николаевича недалеко от дома, в роще, у оврага, между тремя березами, - его любимом месте отдыха.
На похороны специально стянута была конная полиция для соблюдения порядка, но она оставалась безучастной, так как все попечения за соблюдением порядка взяло на себя студенчество, об-разовав живую цепочку.
Когда гроб опускали в могилу и присутствующие опустились на колени, одна только полиция, спешившись, стояла. Тогда наш земляк студент Л. Шургая грозно крикнул полицейским: "На колени, полиция!" Это было сказано так внушительно, что все полицейские, как один, подчинились приказу.
Речей и после похорон не было, но когда все было покончено и стали медленно расходиться, кто-то громко произнес над могилой: "Великий Лев умер, да здравствует дух великого Льва", как мнe потом оказали, это был режиссер Художественного театра - Сулержицкий, большой почитатель Толстого.
Удрученные всем перечувствованным, под впечатлением красот Ясной Поляны, мы не могли прийти в себя от всего; обаяние Ясной Поляны с ее аллеей, дубовой рощей позади дома.
Так красочно описанной в главнь.х произведениях Толстого - было исключительно велико. Здесь особенно близко ощущаешь великого писателя, ведь здесь он родился, вырос, написал лучшие свои произведения, и тут же теперь, неподалеку от усадьбы покоится его прах.
В тот же вечер мы вернулись в Москву.
С тех пор прошло 50 лет, но все виденное и пережитое мною свежо в памяти, особенно отрадно мне сейчас, что в усадьбе Толстого ничего не изменилось после смерти ее владельца, все сохранилось в неприкосновенном виде, исчезли последние следы варварского хозяйничания там гитлеровцев, потомство близких Толстому яснополянских мужиков, обьединенное в колхоз, живет в довольствии, вспоминая с благоговением имя Л. Н. Толстого".)
Автограф письма Л. Н. Толстого к И. П. Накашидзе
Тяжелые дни пережил Тбилиси при известии о смерти Толстого; целые полосы местных газет были заполнены сообщениями о различных мероприятиях, проводимых организациями, желавшими почтить память покойного. Среди многочисленных телеграмм выделялась телеграмма от служащих Управления Закавказских железных дорог за подписью двухсот пятидесяти человек.
Корреспонденции из Москвы и Петербурга, статьи о Толстом печатались в местных газетах и журналах в продолжение целого месяца.
20 ноября состоялся вечер, устроенный Тифлисскими высшими женскими курсами, где, наряду с другими участниками, своими воспоминаниями о пребывании в Ясной Поляне поделился с присутствующими и Илья Накашидзе.
25 ноября в бывшем народном доме Зубалашвили грузинский театр устроил вечер. Шла пьеса Толстого "Власть тьмы" в переводе Мевеле (Давида Микеладзе).
В спектакле принимали участие лучшие артистические силы театра во главе с В. Гуния.
Горестно пережила кончину Толстого вся общественность Грузии - с ее писателями Яковом Гогебашви-ли, Нико Николадзе, Акакием Церетели, Важа Пшавела.
В статье, посвященной памяти Толстого, Акакий Церетели писал: "Смерть Толстого потрясла каждого человека... Художественные произведение Толстого - маленькие рассказы об обороне Севастополя, Кавказские повести, "Казаки" и другие... чаруют читателя. Большие романы - "Война и мир", "Анна Каренина" и другие обеспечили ему всемирную славу как гениальному художнику; Толстой, был против, угнетения слабого сильным. Он восставал против многих утвердившихся в нашей жизни мещанских нравов. Именно этим он привлекал к себе сердца угнетенных, униженных людей..."
Трогательное своей задушевностью стихотворение написал Важа Пшавела в память "мудрого отца".
Прочувственную статью поместил писатель А. Ширванзаде в тбилисской газете "Оризон". "Умер не только гениальный гуманист, самобытный, оригинальный философ, - говорится в статье, - но и воплощенная совесть.
В истории литературы я не припомню другого имени, которое при жизни пользовалось бы таким большим авторитетом".