Анафематствование

 Епископам внушалось:
 не быть "дерзкими и скорыми"
 в употреблении власти
 своей в отлучении и анафеме.

Из духовного регламента Петра I

В журнале "Знание - сила" № 12 за 1965 год была помещена заметка: "Предали ли Толстого анафеме?", в которой разъяснялось, что Толстой не был предан анафеме, как это ошибочно утверждалось в одном из предыдущих номеров этого журнала в очерке "История одного отлучения".

Это не единственный случай путаницы относительно анафемы, которой якобы был предан Толстой. Поэтому, чтобы предостеречь от аналогичных ошибок и, наконец, внести полную ясность, коротко расскажем о возникновении и истории церковного проклятия, именуемого анафемой.

Анафема - орудие религиозного террора, применявшееся церковниками многих вероисповеданий для запугивания верующих и разжигания религиозного фанатизма, для достижения определенных политических целей, для борьбы с наукой и передовой общественной мыслью.

Вторая неделя великого поста носит название недели православия. Так называется она потому, что по древнему уставу восточной православной церкви в первое воскресенье великого поста совершается церковный обряд по особому "чину"^*, в воспоминание "торжества православия". Обряд этот был установлен в 942 году на Константинопольском соборе в память восстановления иконопочитания (поклонения иконам.-Г. Я.), до этого преследовавшегося в течение 113 лет по указу византийского императора Льва III.

^* (Порядок богослужения. В данном случае - обряд в честь православных икон, во время которого возглашалась анафема еретикам (иконоборцам), вечная память "почившим в вере" и многолетие православным живым.)

Из Византии "чин торжества православия" пришел в русскую церковь вместе с прочими обрядами. Но постепенно имена проклинаемых византийской церковью исключались русской церковью и заменялись именами русских еретиков, расколоучителей и государственных преступников.

Со временем число анафематствованных настолько возросло, что дважды (в 1767 и 1850 гг.) перечень проклинаемых сокращался за счет исключения "еретиков и отступников", деяния которых совершены были в столь отдаленные времена, что потеряли всякую актуальность.

В старину обряд анафематствования совершался особо торжественно. Цари Михаил Федорович и Алексей Михайлович слушали "чин" в Московском Успенском соборе в Кремле в парадном царском одеянии со всеми регалиями, восседая близ патриарха на обитом бархатом "государевом месте".

Впоследствии на анафематствование стали смотреть как на пережиток старины, однако в 1918 году патриарх Тихон вновь прибегнул к этому обряду, надеясь с его помощью восстановить против Советской власти отсталые слои населения.

В исследовании петербургского священника церкви "Успения Пресвятыя Богородицы, что на Сенной" Константина Никольского (Анафематствование. СПБ, 1879) указывается, что анафематствование (отлучение от церкви), совершаемое в первую неделю великого поста, именуемое также "чином православия", в русской православной церкви подвергалось неоднократным изменениям, исправлениям и унификации, так как по разным епархиям по своему содержанию и изложению "чины" разнились и в каждом из них были свои, местные особенности.

Так, в 1766 году Ростовский митрополит Арсений Мациевич проклял в неделю православия "отнимающих от монастырей имения церковные", в их числе Екатерину II - инициатора изъятия у монастырей земель с крепостными крестьянами для раздачи своим фаворитам. Тотчас из Петербурга в Ростовскую епархию был послан лейб-гвардии Преображенского полка прапорщик Лев Толстой (интересное совпадение!) для отобрания "чинов православия" из Ростовского кафедрального собора. Мациевич был сослан в монастырь, а "чин" переделан синодом и представлен "на милостивое утверждение" царице. Царица передала новый "чин" обер-прокурору синода Мелиссино с надписью, что "полагается на мнение Синода".

При утверждении нового "чина православия" синод установил правило, чтобы совершение "чина" принадлежало только одним архиереям (до того оно совершалось также настоятелями монастырей - игумнами). В указе синода утверждалось, чтобы "оная церемония отправляема была в одних только кафедральных соборах самими епархиальными преосвященными архиереями соборне", т. е. в сослужении с епархиальным духовенством.

Согласно "Последованию в неделю православия", изданному в 1869 году в Петербурге, анафематствование отдельных лиц было прекращено вовсе. Анафематствоваться стали все вообще, отрицающие бытие божие и то, что бог - дух, отрицающие святую троицу, пришествие в мир спасителя его искупительную жертву, сомневавшиеся в девственности богоматери до и после рождения Христа, не верующие в святого духа, в бессмертие души, конец света и осуждение за грехи, отвергающие святые таинства и церковные соборы и их предания, не признающие божьего благоволения на государях и дерзающие на бунт против них, ругающие иконы и называющие их идолами.

Несомненный интерес представляет рассказ старейшего писателя москвича Н. Д. Телешова, присутствовавшего в соборе при совершении "чина православия":

"В конце этой первой строгой недели (великого поста.- Г. П.), в так называемое "соборное воскресенье", в Кремле, в старинном историческом Успенском соборе, ярко и парадно освещенном всеми паникадилами при архиерейском служении, совершался за обедней ежегодно торжественный "чин православия".

Под громкое и торжественное пение огромного синодального хора с его звучными молодыми голосами выходили молча из алтаря священники в парчевых ризах и облачениях, человек двадцать, если не более,- одни из северных дверей алтаря, другие из южных, - и становились полукружием возле архиерейского места среди храма, охватывая как бы подковой это возвышение со всех трех сторон. Вслед за священниками выходил из алтаря и протодьякон - знаменитый в свое время Розов, весь в золоте, с пышными по плечам волосами, рослый и могучий, и среди храма, переполненного нарядной публикой, громогласно, высокоторжественно и сокрушительно порицал всех отступников православия, отступников веры, еретиков и всех не соблюдающих посты, всех не верующих в воскресение мертвых, в бессмертие души, отвергающих божественное происхождение царской власти... Таких категорий было до двенадцати, и после каждой из них протодьякон в заключение возглашал густым, ревущим басом:

- А-на-фе-ма!!!

Стекла дребезжали от могучего протодьяконского голоса. От проклинающего рева вздрагивали скромные огоньки церковных свечей. А окружающие протодьякона многочисленные священники отвечали ему громкими, густыми басами и звонкими тенорами, общим зловещим хором восклицая трижды:

- Анафема! Анафема! Анафема!

Тяжелое и жуткое впечатление производила эта торжественная сцена.

В более ранние времена возглашали анафему еще и персонально: "Самозванцу, еретику Гришке Отрепьеву, расстриге" (за свержение царя Бориса Годунова)^* и Ивану Мазепе (за измену царю Петру). А руководителям крестьянских восстаний, с целью унизить их в глазах современного народа, в соборе возглашали анафему так: "Вору, изменнику и душегубу Стеньке Разину" и "кровопийце, бунтовщику Емельке Пугачеву", а также проклинали и вообще "всех дерзающих на бунт и измену".

^* (Неточность у Телешова: самозванец "на престол вскочи" после смерти Годунова.- Г. П. )

Но потом именные проклятия с амвона были прекращены, и на моей памяти их уже не было"^*.

^* (Н. Д. Телешов. Избр. соч. Т. III. М., 1956, с. 278-279. )

Незнание обряда анафематствования привело к неправильному истолкованию того, что было в свое время написано об отлучении Толстого С. Г. Скитальцем^*, В. Д. Бонч-Бруевичем и А. И. Куприным.

^* (Псевдоним писателя-демократа С. Г. Петрова (1869-1941))

Так, С. Г. Скиталец вспоминает: "...когда в "неделю православия" по всей стране во всех кафедральных соборах чудовищные протодьаконы громоподобно предавали анафеме рядом с именами Гришки Отрепьева и Стеньки Разина имя великого писателя, которым гордилась страна..."^*. Зная, что в те годы поименного анафематствования уже не производилось, мы понимаем, что в данном случае Скиталец отклоняется от достоверности для усиления своего возмущения отлучением Толстого.

^* (С. Г. Скиталец. Повести и рассказы. Воспоминания. М., 1960, с. 433. )

Прочитав в журнале "Огонек" (1926, № 46) очерк В. Д. Бонч-Бруевича, многие исследователи жизни и творчества Л. Н. Толстого включали его в свои работы, воспринимая "анафему" как проклятие, произнесенное сначала в Успенском соборе, а затем во всех церквах. В действительности же имело место оглашение с церковных амвонов текста определения синода об отлучении Толстого и соответствующих поучений, о чем ранее нами было рассказано по воспоминаниям Бонч-Бруевича.

Итак, анафематствование производилось только один раз в году и только в кафедральных соборах (по одному на каждую губернию) при обязательном архиерейском служении в первое воскресенье великого поста^*, а поименный перечень проклинаемых задолго до 1901 года был отменен. Отсюда вывод: Лев Толстой установленному канонами церковному проклятию предан не был и отнюдь не по сердечной доброте членов синода. Напротив, "святые отцы" преследовали другую цель - проклинать ненавистного им Толстого ежедневно, ежегодно, до самой смерти и даже после нее. И эту травлю великого писателя синод осуществил всеми доступными ему средствами и устно и печатно. Это было во много раз сильнее единожды в году произнесенной "анафемы". Только такой непоколебимый и сильный духом человек, как Лев Толстой, мог противостоять бесконечным злобным нападкам церковников...

^* (В 1901 г. первое воскресенье великого поста приходилось на 18 февраля. Определение синода об отлучении Толстого было опубликовано 25 февраля. )

А как же, спросят, Куприн написал рассказ "Анафема", когда ее не было на самом деле?

Этот рассказ А. И. Куприна, написанный в январе 1913 года в Гатчине, представляет собой не документальное повествование, а политически заостренный художественный вымысел автора, направленный против самодержавия и церкви.

Смерть Толстого потрясла Куприна, питавшего огромное уважение к писателю и благоговение перед его великим талантом.

И вот в феврале 1913 года в журнале "Аргус" № 2 и одновременно в газете "Одесские новости" появился его рассказ "Анафема", в котором соборный протодиакон Олимпий^* вместо анафемы Толстому, к ужасу всего присутствующего в соборе духовенства, провозгласил: "Земной нашей радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнику и слуге, болярину Льву... Многая ле- е-е-та-а-а-а."

^* (Прототипом Олимпия был взят протодиакон Гатчинского собора Амвросий, у которого Куприн видел том сочинений Л. Н. Толстого. )

Несмотря на то что сюжет рассказа, как уже сказано, не соответствовал истине, правительство, понимая, как сильно отзовется рассказ в умах и сердцах народа, недавно похоронившего Толстого, приняло меры к тому, чтобы воспрепятствовать выходу в свет этого произведения.

Весь тираж журнала "Аргус" был конфискован по постановлению Петербургского окружного суда и сожжен. Попытка Куприна включить рассказ в собрание сочинений также потерпела неудачу.

Толстой, не признававший и осуждавший церковную обрядность, до последнего года жизни не интересовался вопросом, был ли он предан церковному проклятию. Только однажды, как об этом свидетельствует приведенный ниже диалог с его секретарем Булгаковым, он случайно коснулся этой темы.

"...Лев Николаевич, зашедший в "ремингтонную"^*, стал просматривать лежавшую на столе брошюру, его "Ответ синоду". Когда я вернулся, он спросил:

^* (Одна из комнат яснополянского дома была отведена для перепечатки рукописей на пишущей машинке "Ремингтон". Отсюда и название комнаты.)

- А что, мне "анафему" провозглашали?

- Кажется, нет.

- Почему же нет? Надо было провозглашать... Ведь как будто это нужно?

- Возможно, что и провозглашали. Не знаю. А Вы чувствовали это, Лев Николаевич?

- Нет,- ответил он и засмеялся...^*"

^* (В. Ф. Булгаков. Л. Н. Толстой в последний год его жизни. М., 1960, с. 376. )