Случилось дело весной, после пахоты. Я мял навоз. Хотел было поскорее закончить эту работу: связал лошадей в один ряд и давай гонять по навозному кругу. Сначала дело шло хорошо, а потом задняя лошадь заартачилась - не идет и все. Ну, мне некогда было уговаривать ее, и начал я хлестать непослушницу кнутом. Лошадь еще хуже не слушалась, пятилась. Зло меня взяло и пошел я поучать ее кнутом еще хлеще.
- Нельзя так, Захарушка, - слышу голос Льва Николаевича. Он в это время пил чай, вышел ко мне и говорит: - Зачем ты, Захарушка, бьешь лошадь. Этим ты ей ничего не докажешь.
Гляжу я, входит ко мне Лев Николаевич на середину навозного круга, прямо в сандалиях идет. Взял от меня лошадей, начал перевязывать по-своему: тех, которые были поближе ко мне, поставил на край и пустил их в обратный ход. А ту, что не шла у меня, взял за повод и ласково ей:
- Но-о, матушка.
И лошадь эта как ни в чем не бывало послушно пошла по кругу. Прогнал он лошадей несколько кругов и говорит мне:
- Вот, Захарушка, как с ними надо обращаться...
А я даже глаз на него поднять не могу, так стыдно было: мужик, а не знаю, как строптивую лошадь унять.