Кукушкина уздечка

Дорога серой лентой уходила в сторону Гавриловны. По ее обочинам чернели недавно вспаханные и заборонованные поля. Пахло влажной землей и молодыми вешними травами. По дороге тихо катился тарантас. Белая лошадь, фыркая и помахивая хвостом, шла ровным шагом. В тарантасе сидел Толстой, осматривая аккуратно возделанные нивы гавриловцев.

И вдруг лошадь остановилась. Дорогу ей преградила запряженная тройкой накренившаяся телега. У задней оси хлопотал крепкий средних лет русобородый мужчина. Он пытался надеть слетевшее колесо.

- Бог в помощь, - сказал Лев Николаевич, сойдя с тарантаса.

- Давай сам помогай, - не глядя на подошедшего, буркнул тот. - Слетело колесо-то, а надеть на ось его вот не одолею... - Потом глянул на подошедшего и, узнав в нем Льва Николаевича, начал торопливо извиняться. - Простите, ваше сиятельство, ей-богу, не узнал вас. Беда вот приключилась. Более часа маюсь и, как на грех, никто не проезжает этой дорогой. Слава богу, вы как ангел-хранитель с неба явились. Прямо беда - время-то идет.

Толстой глянул ему в лицо и, признав в русобородом гавриловского мужика Кукушкина, сказал:

- Да, время идет. К тому же - горячее время. Сейчас бы спозаранку да - в поле. Старательные мужики давно отсеялись.

- Истинную правду говорите, ваше сиятельство. Отсеялись, которые побогаче. А меня бедность задерживает.

- Бедность, говоришь? - Толстой посмотрел на справных коней. - А тройка у тебя чья же?

- Тройка-то моя, да четвертой недостает, - с хитринкой проронил Кукушкин. Он слышал, что Лев Николаевич считает полным хозяином только того, кто имеет четыре лошади, и теперь решил попытать счастья. - Вот и неполный я хозяин. Спрягаться же мне не с кем, у нас больше однолошадники, а это все одно что быку с козлом ходить в одной упряжке...

Лев Николаевич улыбнулся. Ему, видимо, понравилось такое сравнение. Он помог Кукушкину надеть на ось колесо и, стряхивая с руки пыль, сказал:

- А я ведь тебя знаю. Мелентием тебя зовут.

- Ага, ваше сиятельство, Мелентий Кукушкин и есть. Да меня, верите, знают по всей нашей округе.

- Вполне верю, - смерил Мелентия Толстой глазами. - Одна твоя фамилия чего стоит: Кукушкин! А кукушка - это тебе не воробышек. Птица, да еще какая! Всегда о себе первая знать дает.

Вряд ли Кукушкин понял, на что намекал Толстой. Он продолжал "закидывать удочку", как потом сам говорил:

- Ежели бы ведал, что вы, ваше сиятельство, даже имя мое знаете, осмелился бы поклониться в ножки вам и попросить на недельку одну лошадку. Слух имею, что вы иным насовсем даете по паре коней, а мне бы одну. И только на недельку...

Лев Николаевич на минуту задумался. Он глянул на тройку Кукушкина, ему действительно не хватало четвертой лошади, и сказал:

- Сейчас я еду в Землянки и на хуторе буду только завтра, но ты сходи к моему управляющему и скажи, что я велел дать тебе одну лошадь. А отсеешься, приведешь ее.

- Знамо, приведу. Да через недельку будет она уже в конюшне, - кланялся Кукушкин. - Спасибочко, покорнейше благодарим за такую вашу доброту.

Он пытался было посадить Толстого в тарантас, но, заметив сердитый взгляд Льва Николаевича, снова начал кланяться:

- Не забудем вашей милости. Отблагодарим, отработаем...

Прошло более месяца. В Гавриловке косили сено. По дороге шел Лев Николаевич, любуясь дружной работой косцов и вдыхая в себя запах вянущей травы. И так неожиданно он подошел к стану Кукушкина. Вспомнив про своего Сивого, которого ему не вернули, свернул с дороги и направился к телеге Мелентия.

- Здравствуйте, ваше сиятельство, - подбежал к Льву Николаевичу Кукушкин кланяясь. - Лошадка-то ваша у меня маленько прижилась. Все жду вот-вот

за ней придут.

- Ждешь? - хмурясь, спросил Толстой.

- Ага, ваше сиятельство, каждый день жду. Поди, с месяц вашего Сивого не запрягал. Вот сегодня только, дай, думаю, запрягу, пусть маленько разомнется...

Толстой молча поглядывал на свою лошадь, запряженную вместе с хозяйской парой. Сивый стоял худой, изнуренный работой.

- Так, Мелентий, - недовольным тоном проговорил Лев Николаевич. - Приходил ты за лошадью сам, вернуть же сам не догадался. А ведь просил только на недельку...

Кукушкин ничего не сказал и молча стал кланяться.

Толстой подошел поближе к сенокосилке и тут заметил, что Сивый стоял взнузданный, тогда как обе другие лошади разнузданные лениво жевали зеленую сочную траву. Толстой еле удержался, чтобы не обругать Мелентия. Сдерживая себя, спросил, почему Кукушкин на сенокосе один.

- Нет, ваше сиятельство, я не один, да все мои ушли копнить сено. Побаиваюсь, как бы завтра не грянул дождик. Пойдет он, испортит корм.

- Похвально! Поступаешь по-хозяйски. Добро свое бережешь. А вот к чужому добру у тебя сердце не лежит... Своих лошадей подкармливаешь, а мой Сивый взнузданный стоит.

- Неужто взнузданный? - подбежал Кукушкин к лошади Толстого и качал разнуздывать. - Вот подлецы! Видать, поторопились сено копнить и главное дело забыли. Задам же я им порку. Надо же такому греху попритчиться, лучше бы своих не разнуздали. Ну, я сейчас разнуздаю вашего Сивого. Сейчас...

- Вот-вот, разнуздай, да заодно и немедленно выпряги, - сердито сказал Лев Николаевич. - Я сейчас заберу Сивого.

Кукушкин стал просить прощения, обещая завтра же доставить лошадь на толстовский двор.

- Нет уж, Мелентий Кукушкин! Сивого я сейчас забираю.

Лев Николаевич сказал это таким тоном, что Кукушкин не посмел ослушаться. Быстро выпряг Сивого Р, передавая его Толстому, кланялся и лепетал: - Не гневайтесь, ваше сиятельство... Отблагодарим, отработаем. - Потом вдруг выпрямился, ухмыльнулся себе в усы и уже другим тоном продолжал: - А только как же вы поедете верхом на Сивом без уздечки. Она-то ведь наша. Я сниму ее сейчас.

Не сразу Толстой нашелся, что на это сказать. Он со злостью вырвал у Кукушкина поводья, быстро забросил на шею Сивому и ловко сел верхом, крикнув на ходу:

- За уздой придешь, как приходил за лошадью.

Твоего мне не надо...

Дома, передавая Сивого кучеру, Лев Николаевич сумрачно проговорил:

- Неладно, Серега, у нас получилось. Обидел человека. Прямо с сенокоса Сивого забрал, да еще в чужой уздечке.

- Как в чужой?! - возразил кучер Татаринцев. - Ну и бесстыжая рожа - Мелентий! Самая настоящая наша уздечка. А ежели бы и его была, да нешто можно так? Ведь сколь работал на Сивом. Нет, Мелентий, кукиш с маслом ты получишь, а не уздечку.

Толстой глубоко вздохнул...

- А все же ты, Серега, отдай ее Кукушкину. Пригодится она ему для четвертой лошади.

Кучер пожал плечами и молча повел Сивого в конюшню.