Колдунья

На краю села Мокшаны толпились люди. Среди них стоял высокий в монашеской черной рясе мужчина и, указывая рукой на курган, что-то говорил. Слушая его, люди крестились и пугливо посматривали на гору.

В это время Толстой ехал в село Землянки. Завидев людей, он велел кучеру приостановиться и стал расспрашивать, о чем они толкуют.

- О колдунах, ваше сиятельство, - сказал старик Беляев, поклонившись, - покоя они не дают. Того и гляди сожгут село. Молебствовать думаем... Вон тебе расскажет брат Никон, он видел их.

Толстой обратился к монаху:

- Колдунов видели?

- Довелось, - сухо ответил монах.

Лев Николаевич строго посмотрел на него и к крестьянам с вопросом: кто еще видел колдунов.

- Не каждому это дано, - вставил монах. Толстой нахмурился:

- Так... А где и как вам "дано" было видеть колдунов?

Суровый взгляд Толстого не смутил монаха, и он ответил:

- Могу поведать хотя бы о вчерашнем дне. - Он смиренно поднял глаза к небу и сложил руки на груди крестом. - В двенадцать ночи это было. В полночь я молюсь богу, чтобы никто не мешал мне. Гляжу в окно, а на кургане огонь. Вышел во двор, вижу: на горе настоящий костер, а искры огня летят прямо на село. Ну, думаю, сгорит село, погибнет столько православных...

Монах перевел взгляд на курган и сжал кулаки:

- Догадался я, что это дело колдунов. Помолился еще раз господу богу и пошагал на огонь. Подхожу к кургану и вижу старого-престарого старичка, которого уже давно нет на свете. Сидит он у огня во всем темном и смотрит в котелок, из коего вместо пара желтые языки огня выскакивают и летят на село. А со стороны кладбища выходит во всем белом молодуха и тоже поднимается на курган. Поклонилась живая мертвому и стала вокруг огня плясать...

Монах старался не глядеть на Льва Николаевича и продолжал:

- Мне стало страшно, я перекрестился и крикнул: "Да воскреснет бог и расточатся врази его!" И вдруг загремел гром. Огонь погас, на кургане все исчезло... Но тут же на гумне загорелась солома...

- Правда, правда, - подтвердил старик Беляев, видя на лице Льва Николаевича недоверчивую улыбку. - Насилу потушили. Бог миловал ветром, а то сгорело бы село.

Толстой глянул на монаха и сказал:

- Красиво говоришь, но неправду.

- Солгите лучше вы, ваше сиятельство, - повысил голос монах. - Я бога гневить не стану.

Толстой отвернулся от монаха и начал пояснять людям, что никаких колдунов на свете нет.

- А пожар от чего произошел? - спросил кто-то.

- Зажег кто-нибудь, но не колдунья. Монах перебил Толстого:

- А если найдется такая в селе?

- Мы молебствием заставим колдунью выявиться. Брат Никон имеет священный сан, - добавил старик Беляев.

Лев Николаевич на мгновение задумался. Он решил предотвратить страшную беду, нависшую над кем-то из жителей села... На обратном пути ему удалось узнать, кого в селе считали колдуньей. Это была молодая вдова Ирина Черенцова, черноглазая красивая женщина.

- Брата Никона знаешь? - спросил ее Толстой, зайдя к ней в убогую землянку из самана.

- Слышала о нем, - ответила Ирина, не поднимая головы. - Странник он.

- А брат Никон тебя хорошо знает? - испытующе глядя на вдову, снова спросил Лев Николаевич. - Ходила ты ночью на курган?

Ирина помолчала, а потом еле слышно ответила:

- На кладбище ходила к мертвому мужу. Зовет он меня к себе по ночам.

- И ходишь? Не страшно тебе?

- Страшно, а только зовет он.

Ирина снова помолчала и, видимо, поняла, что Лев Николаевич догадывается, кто зовет ее по ночам, повалилась Толстому в ноги и завопила:

- Спасите, ваше сиятельство. Замучил он. Повешусь я... Пристает, проклятый, и пристает, сил моих нет.

Толстой не стал ее больше ни о чем спрашивать, а предложил ей ехать с ним в Патровку.

- А зачем? - испуганно спросила Ирина.

Лев Николаевич пояснил женщине, что ей нельзя оставаться в селе. Вот, мол, монах Никон, "оскорбясь" ее отказом прийти, подбивает людей начать молебствие и сам собирается указать на колдунью.

- Убьют они меня, - снова повалилась Ирина в ноги Льву Николаевичу. - Помогите... спасите!

- Ах, оставь валяться в ногах, - сердито сказал Лев Николаевич. - Встань! В Патровке есть добрые люди, будешь у них жить.

О проделках монаха Никона, мужика блудливого и хитрого, Толстой рассказал волостному старшине, и вдвоем им удалось отвести беду от ни в чем не повинной женщины.