В то воскресенье базар в наших Землянках был страсть какой многолюдный. Сдавалось, к нам съезжались люди со всех сел Бузулукского уезда. Народ же между тем все подходил и подъезжал. По дороге из Патровки ехал и Лев Николаевич.
Ехал он в тот раз на тарантасе, запряженном парой в масть. Ехал тихим шагом и оглядывал базар. И так увлекся, что чуть было не наехал на пожилую женщину. Она ползала на коленях по дороге, что-то подбирала и плакала. Остановил Лев Николаевич коней, сошел с тарантаса и поторопился на помощь. Думал он, что несчастная упала и с земли не может подняться. Давай он допытываться, что у нее болит и не нужно ли к доктору ее довезти.
А старуха все плачет и все по дороге ползает да в пыли черепки подбирает. Только тут догадался Лев Николаевич, что женщина - торговка горшками. Кто-то из проезжих сшиб ее телегой и разбил нескользко горшков.
- Паршивец, беды сколь наделал, - похлипывает торговка. - Поди, на целый рупь с полтиной убытку принес.
Потом видит, что Льву Николаевичу смешно, что плачет она не от боли, а от досады, и накидывается на него.
- А ты почто лыбишься, леший бородатый? Бессовестный, нет на тебе креста. Смеешься над чужим горем. Вон сколь побил горшков.
- Да я-то при чем? Кто тебе это? - спрашивает Лев Николаевич и собирается было садиться в тарантас.
А торговка глянула по сторонам, увидела человека, что к ним приближался, и погромче:
- Ты еще спрашиваешь! Знамо, господа! Раскатываете на рысаках! Плати вот за разбитые горшки...
Не ожидал такого Лев Николаевич. Глядит на заплаканное лицо женщины, думает, что шутит торговка. А та еще пуще:
- Всю неделю трудилась, ночи недосыпала. Дай хоть полтину. - И к подошедшему мужчине обращается: - Смотри, что натворил, а платить и не чешется.
А это был Филипп Егорыч Апостолов. Он еще с крыльца своего дома заметил на дороге Льва Николаевича и, полагая, что стряслась беда, поспешил к нему на выручку.
- Что произошло? - спрашивает.
Поясняет Апостолову Лев Николаевич, что кто-то причинил бедной женщине неприятность, обидел: разбил, вишь, сколько горшков.
Перебивает торговка Толстого, прямо в глаза ему режет:
- Ишь какой! "Кто-то обидел"... Он еще смеется. Ему, барину, смех, а нам, бедным, горе. Полтина для нас бедных - хлеб на неделю... Будь, добрый человек, свидетелем...
Лев Николаевич был уже в тарантасе, приглашает Апостолова, хватит, мол, канитель на дорогах разводить. Только услышала это торговка, как кинется к лошадям да - под уздцы.
- Нет, - говорит, - не уедешь! Я до полиции дойду. Она рупь с тебя слупит.
Еще больше рассмешила Льва Николаевича такая наглость.
- Вон ты, - молвит, - с какого козыря ходишь! Ну, коли дело доходит до полиции, придется уплатить. - Достал из кармана полтинник, подал ей.
И сразу повеселела торговка, даже с лица пригожей стала. Кланяется она Льву Николаевичу да счастливой удачи в базарном деле желает.
Едут они, а Апостолов и спрашивает:
- А стоят ли этих денег горшки?
- А откуда я знаю, - говорит Лев Николаевич, - я без вины виноват.
- Как без вины? - переспрашивает Филипп Егорыч.
Рассказал Лев Николаевич, как дело было.
- Ах, каналья, - заругался Филипп Егорыч. - Значит, в чужом пиру похмелье. Почто же вы, Лея Николаевич, полтинник ей отвалили?
- Стоило ли из-за полтинника в полицию ехать. Да и потрудилась, бестия, изрядно, чтоб заработать эти деньги.
Оглянулся Апостолов на торговку, потом перевел взгляд на Льва Николаевича и не нашелся ничего сказать, кроме одного слова: