Награда

Сидор Рыжков был в степи один. Ночь застала его в пути. Он сидел на бугорке, обхватив руками колени, и думал о завтрашнем дне: как встретит его Толстой и поможет ли его горю.

Рыжков тяжело вздохнул. Зимой пала корова, а позавчера он лишился единственной лошади. Дома все плакали. Мать и жена причитали как по покойнику: "Чего же мы будем делать без тебя, горемычные, не порадует нас солнце ясное..." Глядя на них, кричали и дети. Успокаивая всех, он говорил: "Пойду к его сиятельству, брошусь в ноги... бедным он помогает, поможет и мне..."

Долго сидел в степи Сидор, думая о своей тяжелой жизни. Уже начинало светать, когда он прилег на землю. И едва над горизонтом показался край большого красного солнца, Рыжков был уже на ногах. Он оглядел степь, вышел на дорогу и зашагал к самарскому хутору Толстого. Вскоре показались высокие густые ветлы у пруда, Чем ближе подходил Рыжков к толстовскому имению, тем теснее делалось в груди и сильнее стучало сердце.

Во дворе толстовского хутора он увидел двух мужчин. Высокий с седой бородой важно стоял у террасы и смотрел на чернобородого, приготовлявшего лунки для цветов.

Сидор перекрестился и вошел в ворота. Подойдя к чернобородому, тихо спросил, указывая взглядом на стоявшего у террасы:

- Он будет?

Чернобородый повернулся к Рыжкову, осмотрел крестьянина в рваном пиджаке, в больших с веревчатыми оборками лаптях и тихо ответил:

- Он.

Сидор подошел к террасе, повалился неожиданно в ноги седобородому и плачущим голосом завопил:

- К твоей милости, ваше сиятельство. Вы бедным помогаете... Помоги и мне.

- Встань, - зашептал седобородый, помогая ему подняться. - Вон Лев Николаевич. У клумбы. К нему тебе. Встань!

Рыжков растерялся, оглядывая то одного, то другого. Но все же нерешительно приблизился к чернобородому, низко поклонился.

- А я думал, что тебе к нему, - сказал Лев Николаевич. - Патровский будешь?

- Нет, из Мокшан я. Сидор Рыжков.

- Ну вот, Сидор, падать в ноги не дело. Рассказывай, что у тебя.

Рыжков рассказал Толстому о своем горе. Рассказал, какая у него семья, сколько посеяно хлеба, к кому обращался за помощью.

- И что же дальше думаешь делать? Рыжков тяжело вздохнул, промолчал.

- Деньги тебе не помогут, - сказал Лев Николаевич, снова оглядывая с ног до головы степняка из Мокшан.

Сидор понял эти слова как отказ. Низко опустив голову, он переминался с ноги на ногу.

Лев Николаевич тоже помолчал. Затем посмотрел в сторону конюшни, произнес:

- Ну что ж, Сидор, все-таки надо тебе помочь. Старики говорят так: "Уговорец всем делам родной братец". И мы с тобой вот что решим. Дать лошадь тебе навечно я не могу, а для работы возьми пару. До осени. А управишься - осенью вернешь.

Рыжков не знал, что ему делать. Стоял онемелый и глядел на Толстого. Лев Николаевич сказал:

- Ну, Сидор, пойдем на конюшню, там выберешь себе коней. И с богом.

- Куда там выбирать, ваше сиятельство, каких уж дадите. Век бога буду молить за вас.

Лев Николаевич сморщил лоб:

- Богу я сам помолюсь, а тебе же работать на них. Вот и выбирай...

Пришли в конюшню. Сидор указал на первую попавшуюся на глаза пару - буланого мерина и гнедую кобылицу.

- Это по-хозяйски. Пиши расписку и на здоровье работай.

- Я неграмотный... я... никого тут не зн... - От испуга у Сидора отнялся голос. Он боялся, что пока будет искать грамотного человека да будет писать расписку, Толстой раздумает.

- Ну, хорошо, Сидор, подумав немного, молвил Лев Николаевич. - Ты, видать, честный человек. Бери без расписки. Осенью я сам приеду к тебе за лошадьми.

Сидор опять стал низко кланяться. Толстой сердито махнул рукой:

- А ты давай выводи коней и поезжай поскорее... Дома небось ждут.

...Осень. Степь казалась серой и угрюмой. По небу плыли густые хмурые облака. Рыжков заканчивал пахоту, когда к нему на тарантасе подъехал Толстой. Он посмотрел на пашню, затем на своего буланого с гнедухой. Кони выглядели справными.

- Был у тебя дома, - заговорил Лев Николаевич, не выходя из тарантаса. - Хороший ты хозяин, Сидор. Лучше меня. Все на месте. Порядок везде, работа хорошая.

- Куда мне до вас, - переступая с ноги на ногу, сказал Рыжков. - Мне бы только детей прокормить.

- Дети у тебя тоже хорошие. Семья работящая. Ваши кони помогли мне, а то бы не знал, что и делать.

- Корову бы тебе надо...

Сидор вздохнул. Он понимал, что граф приехал за лошадьми, а как говорит пословица: "С чужого коня средь грязи долой", хотел было распрягать.

- Не распрягай, - удержал его Лев Николаевич. - Вон еще клочок не вспаханный, заканчивай все.

- Тогда я завтра вам на хутор коней доставлю...

- И завтра не надо. - Лев Николаевич помолчал. - Своими считай их, пока не разбогатеешь...

Сидор не верил своим ушам. Экипаж тем временем тронулся.

- Прощай, Рыжков, весной свидимся.

- Да как же... ваше сиятельство! - произнес взволнованно Сидор. - Неужто теперь мои лошади?

Он закрыл лицо шапкой и заплакал. Затем бросился было бежать за экипажем, но тот был уже далеко и вскоре скрылся за пригорком.

- Уехал, - тихо проговорил Сидор. - Какой ведь... - Побежал к лошадям и, прислонившись лицом к морде буланого, радостно крикнул: - Мои теперь вы... мои!