Страшное слово

Было уже темно, когда экипаж Толстого выехал из Гавриловки. Вокруг тишина и безмолвие. Лев Николаевич молчал и смотрел на черную степь, на далекие огоньки, похожие на волчьи глаза. Ветер шевелил травы. Они шуршали, будто шептались между собой.

- Ах, как хорошо, - наконец заговорил он. - Так бы и находился в поле. Такая красота, такая красота!

Кучер Сергей Татаринцев знал, что Лев Николаевич разговаривал сам с собой, и ничего не ответил. Толстой тоже умолк.

Вдруг лошадь остановилась. Дорогу загородила чья-то встречная телега, а вскоре оттуда послышался строгий окрик:

- Эй, какого черта не сворачиваете с дороги?

- А ты не чертыхайся! Может, придется тебе свернуть и дать нам дорогу, - ответил Татаринцев, всматриваясь в темноту. Но темнота была такая, что в двух шагах было не видно.

- По шее хочешь получить, чунарь! - снова раздался тот же голос.

- Попробуй, - сказал на это Татаринцев, - может, руки обломаешь.

И тут же с телеги послышался другой, более грубый голос:

- Ну, не рассусоливать! Я приучу тебя к порядку, болван! Пьяный небось? Немедля дай дорогу.

Некогда мне тут с тобой вожжаться. Едет становой пристав...

- А это едет... - Сергей Татаринцев хотел было крикнуть, что едет его сиятельство граф, но Лев Николаевич остановил его на полуслове и велел свернуть с дороги.

На обочине был глубокий овраг. Лев Николаевич осторожно сошел с экипажа, а кучер объехал телегу станового.

- Мерзавцы! - ругался пристав. - В каталажку бы вас за это. На сколько задержали меня.

Он присмотрелся к проходившему мимо Толстому и осекся:

- Прошу извинения, ваше сиятельство... такая темень... хоть глаза выколи. Что же вы не сказали?

Лев Николаевич не ответил. Он уселся в тарантас и велел кучеру трогать. Пристав соскочил с телеги и побежал вслед:

- Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! - звал он.

Экипаж не остановился.

- Страшное, Серега, это слово - пристав, - проехав немного, сказал Толстой кучеру. - Напугал он нас.

- Сам-то испужался, - ответил Сергей Татаринцев, - вон как побежал за тарантасом. Как пес с поджатым хвостом.

Лев Николаевич задумалея. Он, видимо, вспомнил обыск в Ясной Поляне, когда в бытность его здесь в Заволжье жандармы совершили налет на усадьбу и все перерыли, взломали даже пол в конюшне - искали тайную типографию и "преступные бумаги". Спустя некоторое время Толстой снова заговорил:

- Да, пристав - страшное слово. Страшное оно для всей России...

За разговором незаметно подъехали к хутору. У пруда шумели черные от темноты ветлы. В доме виднелись желтые блики огней.