Не переспорил

В кабинет Льва Николаевича вошел гавриловский крестьянин Митрофан Куранов. Он был в лаптях и рваном чапане. Давно не стриженная голова всклокочена. В руках картуз. Он остановился у дверей и, переминаясь с ноги на ногу, молчал. Робость взяла, не смел заговорить о своем деле.

Толстой оторвался от рукописи, глянул на вошедшего без спроса и поинтересовался, зачем пожаловал.

- Да вот, ваше сиятельство, купил я себе дол под сенокос, - начал тихо Куранов. - Купил, а денег не хватает. Привез тебе овцу, ярку хорошую. На дворе она, в телеге.

- Сколько же тебе не хватает?

- Три рубля, ваше сиятельство. Сенокос вроде недорогой, а где ж их взять? Вот и привез овцу...

Лев Николаевич порылся в ящике письменного стола, достал трешницу и протянул Митрофану. Тот взял трехрублевку, держал в руках и по-прежнему стоял у двери, молчал, глядя на Льва Николаевича.

- Что же, Митрофан, ты еще что-нибудь сказать хочешь? - спросил Толстой.

- Да трех-то рублей мало, ваше сиятельство...

- Сам же ты сказал, что тебе трех рублей не хватает.

- Да овца-то моя дороже стоит, ярка ведь... Лев Николаевич улыбнулся:

- Овцы я у тебя не покупаю. А деньги эти так дал. Тебе надо, вот я и дал.

Митрофан помялся, пробурчал сердито:

- Так мне не надо, ваше сиятельство.

- Ничего, ничего, ступай и заплати за сенокос, - сказал повелительно Лев Николаевич.

Куранов помолчал, потоптался у порога, а потом, вздохнув и не сказав ни слова, вышел из кабинета. Лев Николаевич пошел за ним.

Митрофан, подойдя к телеге, снял с нее связанную овцу и положил на землю. Толстой, не говоря ни слова, обратно положил овцу на воз. Куранов снова снял ее с воза. Льву Николаевичу понравилось упорство Митрофана, и он молча опять взвалил овцу на телегу.

Куранов сердито поглядел на Толстого, поклонился ему в пояс, взял в руки вожжи и бочком прыгнул в повозку.

- Ну, спасибо тебе, ваше сиятельство, - сказал он в сердцах, резко хлестнул кнутом лошадь, покатил со двора.

- Ничего не стоит, Митрофан, - ответил Лев Николаевич и, чем-то озадаченный, пошел в дом.

Митрофан выехал на графский хутор и опустил вожжи. Лошадка успокоилась и пошла шагом.

- Ишь, какой! - бросил он вслух и оглянулся на хутор.

Митрофан помолчал и уже совсем тихо протянул:

- Ишь ты, разве его переспоришь.