Рассудил

Изба Курносовых стояла у самого обрыва реки Съезжей. С берега она выглядела совсем ветхой. Сарай, прилегавший к избе, был подперт двумя полусгнившими столбами. Мимо этого сарая люди опасались ходить и запрещали детям водить игры. Но в этот день гавриловские крестьяне, забыв про опасность, уселись здесь рядком и вели беседы о своей жизни да иногда украдкой пробовали взглянуть в маленькое разбитое оконце и услышать, как толкует Толстой о Евсейкином проступке.

Лев Николаевич сидел в переднем углу и пил чай. Он был в серой широкой блузе, такого же цвета штанах и в сандалиях. Рядом с ним сидел сельский староста. Поодаль от стола у стенки сидел на корточках хозяин избы Макар Курносов, по прозвищу Бедный Макарка. На нем была холщовая, почерневшая от пота рубаха, самотканые в заплатах штаны и большие тупоносые лапти. Лицо желто-землистое с редкими рябинками и маленькой редкой бороденкой. У печки стояла хозяйка, жена Макара - высокая, худая, с испитым лицом. Она часто подносила к лицу кончик фартука, вытирала слезы.

В прошлое воскресенье их сын одиннадцатилетний Евсейка, играя с другими ребятами в ограде церкви во время богослужения, случайно запутался в канат, спущенный с колокольни, и ударил несколько раз в кола-кол. Звон наделал переполоху - сельчане посчитали это сигналом о пожаре. Евсейку поймали и избили, заступившуюся за сына Марью Курносову толкнули на ограду, обозвали воровкой, якобы кравшей в церкви свечи. За воровство и богохульство дело на Евсейку и Марью было передано в волостной суд. Лев Николаевич узнал об этом и решил помочь Курносовым.

К избе Курносовых подошел церковный староста Бузыкин. Крестьяне сняли шапки и отвесили ему поклон.

- Его сиятельство в избе? - спросил он толпившихся у сарая.

- Тама, - ответил седой старичок в рваной рубахе. - Чай кушают.

- А вы почто тут толпитесь, яко овцы? - бросил упрек церковный староста...

- Антирес берет, что важный человек скажет и как дело рассудит, - продолжал старичок. - Ведь Курносовы тоже люди-человеки...

- Вишь, его антирес берет, - передразнил старика Бузыкин. - Не вашего ума дело!

- Знамо, не нашего, - ответил старичок. - Вот и сказываю, антирес знать, что важный да умный человек толкует...

Бузыкин разгладил свою пышную бороду и прошел в избу. Переступив порог, он остановился, снял картуз, перекрестился трижды, поклонился направо и налево, поздоровался со Львом Николаевичем.

Толстой поблагодарил хозяев за чай и стал спрашивать Бузыкина, как произошло дело с избиением Евсейки, который теперь хворает, и за что вздумали судить Марью.

Церковный староста начал говорить о богохульстве Марьи.

Лев Николаевич слушал и хмурился. Не дослушав Бузыкина до конца, спокойно проговорил:

- Не за что ее судить. А если уж дело в суд передавать, то на тех, кто избил мальчика и оскорбил Марью. Вы, Тимофей Тимофеевич, верующий человек, должны понимать...

- Оно, конечно, судить не следует, - расправляя бороду, ответил Бузыкин, - а только случилось несподобно. Подумайте, ваше сиятельство, священник выходит со святым таинством, люди молятся перед принятием тела и крови Христовой, а тут переполох - все бежать из церкви, думали пожар.

Лев Николаевич украдкой усмехнулся, видимо, представил себе положение священника, стоявшего у царских врат с таинством Христовым, от которого молящиеся отвернулись и побежали из церкви.

- Но не избивать же за это до полусмерти мальчика, - строго сказал Лев Николаевич. - Вы же совершили большой грех, избив Евсейку, обозвав честную женщину воровкой, да еще хотите судоразбирательство учинить. Нехорошо...

Бузыкин стал оправдываться, что он в этом не виновен, а все дело псаломщика и самих верующих.

- Но вы же, Тимофей Тимофеевич, церковный староста, - продолжал Толстой, - не последнее лицо в приходе. А если мальчик от побоев умрет? Вот это будет настоящий грех. И судить будут вас, а не Макара с Марьей...

Лев Николаевич помолчал и, понизив голос, добавил, что нехорошо, мол, когда люди ходят в церковь, на это сборище, против которого был сам Иисус Христос, изощряются там друг перед другом в своих молитвах и коленопреклонениях, а выйдя оттуда, делают друг другу зло.

Все в избе молчали, слушая Толстого. Вдруг Марья заплакала. Макар хотел что-то сказать, но лишь тяжело вздохнул.

Бузыкин стал просить Льва Николаевича научить их, как теперь им поступить, чтобы не судить Марью. Сельский староста заявил, что он пошлет бумагу в волостной суд, чтобы приостановили дело.

- Эту бумагу вы мне передайте, - сказал Толстой старосте и поднялся.

Толпившиеся у сарая крестьяне облегченно вздохнули. Старичок даже перекрестился и радостно подмигнул всем:

- Сказывал я вам, что умный человек рассудит как полагается.