Трудная должность

Солнце медленно уходило за горизонт, окрашивая зеленую степь оранжевым светом. В поле было хорошо и привольно. Гости ушли на прогулку. Лев Николаевич отказался, но и писать ему не хотелось, а сидеть без дела не мог. Вышел во двор и стал рубить дрова. Ему нравилась эта работа, и он с азартом колол одно полено за другим.

- Эй, дровосек! - окликнул Толстого незнакомый голос.

Лев Николаевич оглянулся. У забора стоял седой старик. Одет он был в черный потертый чапан, за плечами - небольшая сума.

- Подь-ка, мил человек, поближе, - позвал он. Толстой положил топор, подошел к забору.

- Чем могу служить?

Старик, уверенный, что перед ним кто-то из барских слуг, подал ему руку, крепко потряс ее и предложил отойти в сторонку.

Они отошли.

- Сказывают, его сиятельство - добрейший человек, - начал старик, - курицы не обидит, а человеку всегда поможет.

- Так говорят? - усмехнулся Толстой.

- Сам слыхал, мил человек. Только никто понять не может: такой хороший, добрый, а в церковь не ходит и святое Евангелие сваду наперед вывертывает.

Лев Николаевич пожал плечами.

- Скажу тебе по душам, мил человек, - таинственно заговорил старик, - решил я с ним поспорить. В упор спрошу: почему, мол, ваше сиятельство, так поступаешь... Дома ли он?

- Дома, - ответил Толстой.

- А ты можешь доложить, что, мол, я, странник, аль там прохожий человек, пришел к его милости. Или у него на то - для доклада - особый лакей есть?

- Особого человека у него нет, - сказал Лев Николаевич, - а доложить могу.

- Сказывают, к нему всякий захаживает и со всеми он беседует да спорит, - заметил прохожий.

- Бывает, - ответил Лев Николаевич и велел старику подойти поближе к террасе и там обождать.

Он вошел в дом, снял рабочую блузу и вскоре показался на террасе во всем чистом, чтобы проводить старика в поле и там с ним побеседовать. Пальцы, как всегда, были за поясом.

- Ишь ты, в другой одежонке, стало быть, к нему собрался, - удивился старик. - Выходит, ты две должности несешь?

- Даже три.

- А еще какую?

Толстой ответил, что третья должность у него самая трудная, и несет он ее с большим нежеланием.

- Это какую же больно трудную должность ты выполняешь?

- Да вот трудно мне быть графом, - сказал Лев Николаевич.

Старик отшатнулся, пригляделся к Толстому и вслух проговорил то, что подумал:

- Он самый.

Лев Николаевич сошел тем временем с террасы и приблизился к старику.

- Ради христа, простите, ваше сиятельство, - кланяясь, бормотал прохожий, - простите меня, темного человека...

- Ничего, ничего, - сказал Толстой. - Раз пришел ко мне, будем беседовать. Другой раз можешь меня не застать. Ну, что, в степь пойдем или присядем вот здесь и потолкуем? Давай в упор спрашивай, буду отвечать.

Старик помялся и присел рядом с Толстым на скамеечку.