Черный кочет

Рассказывал Василий Михайлович Чепраков.

Теперь, конечно, это считается сказкой. Да, может, и в самом деле небыль. Сказывал же мне мой отец, а он от Василия Половинкина, что у Льва Николаевича помощником управляющего тогда жил, это слышал.

Дело было в самую горячую пору - хлеб молотили. Утром с молотилки приводной ремень пропал. Василий, значит, к поденщикам. Верните, говорит, ремень. А работники на него с криком: "Ты чего вздумал ворами нас обзывать?" Половинкин - к Льву Николаевичу.

А в этот день Лев Николаевич никого не принимал. У него был гость из Самары. И только под вечер Василий угодил с докладом. Объясняет, так, мол, и так, пропал ремень, а старый то и дело рвется. Молотьба стоит...

Лев Николаевич советует Половинкину купить новый ремень.

- А как же с вором? - продолжает докладывать тот да спрашивать. - Найти бы его надобно. Ведь украсть мог только свой человек, и украл с умыслом.

Вздохнул Лев Николаевич. Не хотелось ему видеть среди своих работников вора. Он ответил Половинкину, что нехорошо считать невиновного человека вором.

- Так-то оно так, да нельзя оставлять это дело,- стоит на своем Василий, за тем он и пришел. - Сами работники требуют, чтоб я отыскал среди них вора. Вот я и прошу вас.

Подумал малость Лев Николаевич и согласился. Половинкин поспешил за поденщиками и вскоре привел в кабинет Толстого десятка полтора работников. Они робели, жались к порогу, украдкой оглядывали кабинет, в коем барин книги сочиняет. Да и ждали, что скажет про приводной ремень его сиятельство.

Начал Лев Николаевич тихо и осторожно, дескать, маленькая неприятность получилась: пропал от молотилки ремень и что Василий считает, будто его взял кто-то из своих. Вот он и позвал всех, чтобы попросить того, кто это сделал, одуматься и вернуть ремень.

Слушали мужики такую речь Льва Николаевича и тяжело вздыхали. Так с минуту все молчали да поглядывали один над другого. Первым заговорил Иван Чирков - худущий мужичишка, с редкой бороденкой, ростом ниже других, а смельчак - на диво. Может, оттого он и заговорил, что с подавальщиком молотилки Никитой Бушуевым об заклад бился, дескать, граф-писатель мудрый и непременно найдет вора. Прищурил он глаза и с обидцей Льву Николаевичу:

- Эдак-то ладно, ваше сиятельство, ежели взявший ремень одумается да вернет его. А ежели он не одумается, тогда как? Вы каждого из нас и станете считать вором? Негоже так-то... Надобно бы отыскать настоящего вора...

- Действительно надо бы, - будто сам себе молвит Лев Николаевич. - Ну, хорошо, - поднимает он на всех глаза и добавляет: - Простите, кто не повинен в этом. А вора мы с вами постараемся найти. Вы должны мне в этом помочь.

Зашумели поденщики, мол, согласны. Чирков же Иван кричал пуще всех, дескать, на все согласны, а только бы сыскать вора.

- А кто из вас знает про черного кочета? - спрашивает Лев Николаевич.

Работники в ответ: никогда ни про какого кочета не слышали.

- Тогда идите ужинать, а после все до единого возвращайтесь.

И вот, когда уже смеркалось, мужики снова стали сходиться. Лев Николаевич спрашивает: все мол, пришли?

- Все до единого, - отвечают.

Оглядел Лев Николаевич поденщиков и говорит:

- Вот и будем сейчас искать вора.

И провел к себе в кабинет. А в кабинете темным-темно. Лев Николаевич поясняет, что огня вздувать он не будет потому, что на столе у него под ситом ученый черный кочет, и он может света напугаться. А надо сделать так: всем в темноте подойти к ситу по одному, спокойно, без шума поцеловать священную книгу, что лежит на. сите, и отойти в сторонку. Ежели кочет промолчит, значит, тот, кто целует, не брал ремня, а кому закукарекает - тот и есть вор.

Тут наступила такая тишина - стук сердца слышно. Боялись поденщики, как бы черный петух зря не заголосил.

Лев Николаевич еще раз предупредил всех, чтоб руки держали сзади и до сита не дотрагивались, целовали бы книгу и отходили в сторонку.

Первый подошел к ситу Василий Половинкин. Перекрестился три раза и поцеловал. Петух промолчал. Значит, Василий не был вором. За Половинкиным пошел Иван Чирков. Кочет молчит. Один за одним проходят остальные, черный кочет им ни звука.

- Все целовали? - спрашивает Лев Николаевич.

- Все, - отвечает подавальщик молотилки Никита Бушуев, а сам чуть усмехается, дескать, ты хоть, барин, и писатель и мудрый, а ни за что не сыщешь вора...

Зажег Толстой лампу и оглядывает мужиков. А они стоят в один ряд, как солдаты, держат руки позади и с Льва Николаевича глаз не сводят: что, мол, теперь он скажет, когда среди них не оказалось вора. Так думалось поденщикам, а Лев Николаевич уже нашел того, кто ремень приводной взял.

- Черный кочет хотя и не закукарекал, но вор находится здесь с нами, - говорит Толстой и поглядывает на Бушуева. Потом зовет его к себе: - Подойди сюда, Никита!

Бушуев пожал плечами, шагнул к столу, где сито лежало. Лев Николаевич прямо ему в глаза:

- Вот уж не ожидал. Оказывается, ты решил задержать молотьбу и обидеть своих товарищей. Ну, отвечай, Никита!

Помолчал маленько Бушуев и поклон Толстому:

- Прошу прощенья. Я ремень взял. Да только я не вор, ваше сиятельство. Зачем он мне, ваш ремень? Богаче от него не стану. Хотел я, чтоб вы Василия Половинкина за него наказали, вредный он человек. А теперь ремень-то на молотилке.

- Правду говоришь?

- Вот мой крест, - божится Бушуев. Вмешивается тут в разговор Иван Чирков:

- Так оно, поди и есть. Никита со мной об заклад бился, что вы, ваше сиятельство, не сыщете вора...

Бушуев опять поклон Льву Николаевичу:

- Не считайте меня вором. Василий все время стращает всех вами: дескать, вы все знаете и все можете. Да и Ванька Чирков тоже за вас, мудрый, мол, вы: все знаете, все ведаете. Ну, я и пошутил, чтоб проверить. Ей богу, пошутил.

Усмехается Лев Николаевич и говорит:

- Тогда и я пошутил. А под ситом-то никакого кочета и нет. Зря ты, Никита, его боялся и книгу не целовал.

Сказал так и поднял сито, где в самом деле ничего не было. А вместо священной книги лежала посыпанная сажей какая-то большая, в хорошем переплете книга. Переглянулись мужики-поденщики и только тут заметили, что у них у всех губы в саже, а у Никиты Бушуева чистые. Подавальщик молотилки снова у Толстого прощенья просит.

- А ты проси прощенья у них, - показывает Лев Николаевич на поденщиков, - ты дважды их обидел: они друг друга считали ворами да и книжку в саже целовали. За это следует тебя наказать.

Поденщики давай за Никиту заступаться:

- Нам это ничего, свой он и ладный человек. Да вам сколь хлопот наделал.

- Тогда и мне ничего, - говорит Лев Николаевич, - коль это шутка.

- Позвольте, куманек, с вас получить, - обращается к Никите Иван Чирков и сует руку совочком. - Кто проспорил? Я тебе сказывал, что его сиятельство все знает и все ведает. И хоть ты не вор, а ремень-то взял! Вот ты и проспорил...