В этом доме JI. Н. Толстой провел свои отроческие годы (1838-1840), отчасти отраженные в повести 'Отрочество'
И здесь мы видим старый дворянский особняк с пилястрами. Фундамент его из белого мячковского камня уже является показателем того, что дому более ста лет (нынешние фундаменты - кирпичные). Дом в два этажа, без мезонина, более скромен, чем дом на Плющихе.
Любопытно, что со двора дом имеет три этажа: объясняется это тем, что налог с домовладельца взимался по числу этажей фасада, поэтому особняк часто строился с фасада в два этажа, а со двора - в три.
Тот же дом со двора
Расселение в этом доме было такое же, как и на Плющихе; внизу - парадные, наверху - жилые; в полуподвале жили дворовые-крепостные.
Семья Толстых переехала сюда летом 1838 г. и прожила здесь три года. Таким образом, значительная часть того, что описано в повести "Отрочество", происходило именно в этом доме по Б. Каковинскому пер.
Попрежнему у детей - гувернер-француз Сен-Тома. С течением времени недоброжелательное чувство к нему Льва Николаевича постепенно ослабевало и исчезло, как о том рассказывается в "Отрочестве".
"Сен-Жером доволен мною, хвалит меня, и я не только не ненавижу его, но, когда он иногда говорит, что с моими способностями, с моим умом стыдно не сделать того-то и того-то, мне кажется, что я люблю его". Повидимому, воспитатель понял, с кем имеет дело.
Мария Николаевна, сестра Льва Николаевича, впоследствии вспоминала слова этого гувернера: "Этот маленький Лев - голова! Вы увидите, что это будет за человек".
Опекунша детей Толстых Остен-Сакен, сестра отца, не могла не оказать своего хорошего влияния на детей. Много испытав тяжелого в жизни (ее муж - душевно больной, пытался ее убить), она относилась с большой любовью к людям, в том числе и к крепостным; идя рано утром в церковь, она сама одевалась, старательно на цыпочках проходила мимо спящей горничной, чтобы ее не разбудить (такое поведение было не в обычаях аристократической среды).
Левочка был воспитан в религиозных традициях, но как-то сюда, в этот дом, пришел друг его старших братьев, Милютин, и поведал им как последнюю новинку открытие, сделанное в гимназии и состоявшее в том, что бога нет и что все, чему их учат, одна выдумка. Толстой пишет в "Исповеди": "Помню, как старшие братья заинтересовались новостью, позвали меня на совет, и мы все, помню, очень оживились и приняли это известие как что-то очень занимательное и весьма возможное". У Толстого еще в раннем возрасте, отмечает биограф П. И. Бирюков, проявлялась наклонность к отвлеченным суждениям.
Толстой не учился в школе: по тогдашнему дворянскому обыкновению, на дом приходили к детям учителя.
Кроме того, дети должны были посещать танцевальный зал и манеж, где учились верховой езде.
Толстой был мальчик застенчивый: один раз в манеже его посадили на лошадь; он очень боялся, но не хотел показать этого: берейтор (инструктор) спрашивает его: "Хорошо утвердились в седле?" - Мальчик отвечает: "Хорошо". Но седло было скользкое, а когда лошадь побежала рысью, он звать берейтора не хотел - ему было стыдно. И даже тогда, когда он совсем соскользнул и упал на землю, он не плакал, хотя, как потом вспоминал, ему хотелось плакать. "Я попросил, чтобы меня посадили, и меня посадали. И я уже больше не падал".
Жизнь мальчика в большом городе оказала на него большое влияние: в Москве дети не были так изолированы от мира, как в деревне. В Москве Лев Николаевич понял, "что не все интересы вертятся около нас, а что существует другая жизнь людей, ничего не имеющих общего с нами, не заботящихся о нас и даже не имеющих понятия о нашем существовании".
Жизнь в Москве, историческом центре страны, воспитывала в мальчике патриотические чувства. Так, одиннадцати лет он пишет очерк "Кремль".
"Какое великое зрелище представляет Кремль!..
Эти белые каменные стены... видели стыд и поражение непобедимых полков Наполеоновских, у этих стен взошла заря освобождения России от иноплеменного ига; а за несколько столетий в этих же стенах положено было начало освобождения России от власти поляков во времена Самозванца; а какое прекрасное впечатление производит эта тихая река Москва! Она видела, как она, быв еще селом, стояла никем незнаемая, как потом возвеличилась, сделалась городом, видела ее все несчастия и славу, и, наконец, дождалась до ее величия. Теперь эта бывшая деревенька Кучко сделалась величайшим и многолюднейшим городом Европы"1.
1 ("Литературное наследство", № 35-36, стр. 274.)
Здесь семья Толстых жила до июня 1841 г. Дело в том, что умерла их опекунша, и новой опекуншей была назначена сестра отца - Пелагея Ильинична Юшкова, жившая в Казани, туда и переехала вся семья Толстых. Лев Николаевич возвратился в Москву лишь в октябре 1848 г., тогда он поселился в Малом Николопесковском переулке в доме № 12, который сохранился до сих пор. К нему направимся через Собачью площадку (ныне Композиторская ул.).