Толстой и кино

(Впервые напечатано в журн. "Искусство кино", 1960, № 11.)

- Непременно буду писать для кинематографа! - воскликнул Л. Н. Толстой в заключение беседы с писателем Леонидом Андреевым о только что вставшем тогда на ноги "Великом немом", 21 апреля 1910 года в Ясной Поляне.

Л. Н. Андреев в этот первый и единственный свой приезд к великому писателю находился как раз в периоде увлечения кинематографом. Он рассказывал Льву Николаевичу об инициативе критика К. И. Чуковского^*, поднявшего вопрос о специальной драматической литературе для кино. Вопрос был новый. Никто не мог тогда сказать, выйдет ли толк от своеобразной задачи создать специальный жанр литературных произведений для экрана.

^* (Чуковский Корней Иванович (1882-1969) - писатель, поэт, литературовед, переводчик и критик. Автор широко известных книг для детей.)

Толстой сначала слушал Андреева с значительной долей скептицизма, но в конце концов дал себя увлечь горячим призывом: писать для кинематографа.

- Обязательно пишите, Лев Николаевич! - говорил Андреев. - Ваш авторитет будет иметь огромное значение. Писатели сейчас колеблются, а если начнете вы, то за вами пойдут все.

И он распространился о неограниченных возможностях вновь возникающего искусства.

На другой день после этого разговора, за обедом, Лев Николаевич говорил:

- Я всю ночь думал о том, что нужно писать для кинематографа. Ведь это понятно огромным массам, притом всех народов. И ведь тут можно написать не четыре, не пять, а десять, пятнадцать картин.

Но вопрос о творчестве для кинематографа был поднят в Ясной Поляне слишком поздно: в ноябре 1910 года Л. Н. Толстой скончался, так и не приступив к работе для кино.

Лев Николаевич успел, однако, до некоторой степени познакомиться с деятельностью кинематографа и, как известно, заснят был и сам "живой фотографией".

20 июня 1910 года Л. Н. Толстой присутствовал на кинематографическом сеансе, устроенном для больных Покровской лечебницы в с. Мещерском, Московской губернии. Он гостил тогда у В. Г. Черткова. Отец и сын Чертковы и ряд других друзей Толстого, а также автор этих строк, сопровождали Толстого при посещении лечебницы.

Каков же был по содержанию и как прошел упомянутый кинематографический сеанс?

Большой зал. Темные занавеси на окнах. Освещение - электрическими фонарями. В глубине зала большой экран. На скамьях для зрителей - больные: направо - мужчины, налево - женщины. Лев Николаевич с своей "свитой" и с директором лечебницы поместился в дальнем конце зала, за скамьями женщин, на стульях.

Начинается сеанс. Электричество тухнет. Шипит граммофон в качестве музыкального сопровождения. На экране мелькают, одна за другой, короткометражные картины:

"Нерон" - очень примитивно построенная и полная грубой бутафории драма.

Водопад Шафгаузен в Швейцарии - с натуры.

"Красноречие цветка" - преглупая мелодрама.

Похороны английского короля Эдуарда VII - с натуры.

"Удачная экспроприация" - комическая и тоже глупейшая картина.

Зоологический сад в Анвере - с натуры.

Картины были оценены Львом Николаевичем по достоинству. Мелодрама и экспроприация, а также "Нерон" поразили его своей глупостью и бессодержательностью. Похороны короля Эдуарда навели на мысль о том, сколько эта безумная роскошь должна была стоить. Но, между прочим, когда показано было прохождение за гробом кавалерии, впереди которой ехал командир отряда на великолепной лошади, Лев Николаевич добродушно воскликнул:

- Вот бы мне такую лошадку!..

Понравился ему показ зоологического сада.

- Это - настоящий кинематограф, - говорил он, наблюдая за развертыванием этой картины. - Невольно подумаешь, чего только не производит природа!

А увидев заглавие "Обезьяны", воскликнул:

- А, обезьяны! Это забавно!..

Обезьяны, действительно, были забавны.

Таким образом, документальные фильмы, по-видимому, в первую очередь привлекали внимание Толстого.

Впрочем, он не просмотрел и половины программы, но не потому, чтобы она ему наскучила: он заранее условился с друзьями, что не будет задерживаться в лечебнице, потому что был утомлен некоторыми предыдущими экскурсиями.

Расписавшись, по просьбе врачей, в книге почетных посетителей, Лев Николаевич покинул лечебницу. У него осталось, между прочим, впечатление, что кинематограф "расстраивает больных".

- Кинематограф быстро приедается. Да и все движения выходят в нем ненатурально.

Конечно, это было справедливо лишь по отношению к кинематографу на заре его развития.

С другой стороны, в записках А. Б. Гольденвейзера "Вблизи Толстого" значится, что, по мнению Льва Николаевича, кинематографом "можно было бы воспользоваться с хорошей целью"^*. В некоторых случаях, по словам Толстого, кинематограф мог бы быть "полезнее книги".

^* (См.: Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. Т. II, М., 1923, с. 18.)

Первая попытка снять самого Л. Н. Толстого для кинематографа была произведена кинематографическим предприятием А. А. Ханжонкова^*, одного из пионеров русской кинематографии. Попытка эта была осуществлена летом 1909 года, в связи с поездкой писателя из Ясной Поляны к Черткову, в имение Крекшино, близ станции Голицино, под Москвой. Заснято было и последнее посещение Толстым Москвы. Съемка была несовершенная, но все же дала несколько интересных кадров.

^* (Хаижонков Александр Алексеевич (1877-1945) - один из первых русских кинематографистов.)

Характерный момент из жизни Толстого был запечатлен на железнодорожной станции Ясенки (теперь Щекино), близ Ясной Поляны. Толстой идет по длинной платформе, издалека, на зрителя. Его сопровождают не то какой-то железнодорожник, не то случайный собеседник из народа. Затем последний отходит, а Толстой, вся фигура которого дышит значительностью, медленно и величаво (не подберу другого слова) доходит, опираясь на трость, до переднего плана экрана. Он виден весь - прямой, серьезный. И тут кажется, что у зрителей, как бы непосредственно сталкивающихся с человеком, составляющим гордость русской литературы, гордость страны, усиленно бьются сердца.

Уже один этот снимок, действительно показавший живого Толстого, был большой заслугой инициаторов съемки, среди которых следует назвать и В. Г. Черткова, много сделавшего вообще для увековечения образа Льва Николаевича и в первоклассной фотографии, и на экране.

Любопытно, что, увидев однажды на экране собственное изображение, Лев Николаевич воскликнул:

- Ах, если бы я мог теперь видеть отца и мать так, как я вижу самого себя!..

Хорошо был заснят выезд Толстого, при возвращении через Москву от Черткова, из своей усадьбы в Долго-Хамовническом переулке (нынешней улице Льва Толстого) на Курский вокзал. Лев Николаевич сидит с женой в коляске, перед ними, на передней скамеечке, большой и грузный Чертков в белой панаме. Толпа любопытных окружает ворота, все приветствуют писателя.

В кинематографе (и это тоже важно) запечатлена, ныне ставшая исторической, сцена последней встречи и последнего прощания москвичей с Л. Н. Толстым на Курском вокзале. Час отъезда Толстого стал известен, и огромная толпа, восторженно приветствовавшая писателя, собралась и перед вокзалом, и в его внутренних помещениях, и на перроне. Преобладало студенчество. Лев Николаевич только с большим трудом, охраняемый близкими, мог войти в здание вокзала и пройти в свой вагон. В последний раз из окна вагона поклонился он провожавшим, которые ответили новым взрывом энтузиазма.

Все это передает кинематограф. От внимательного объектива "живой фотографии" не ускользнула ни одна подробность. Две неизвестные барышни в огромных модных шляпках с широкими полями теснились все время справа и слева от Толстого, упорно отстаивая свои места и не покидая писателя ни на минуту за время перехода от коляски к вагону. Они фигурируют на всех снимках. Кто были эти толстовские "болельщицы", так и осталось неизвестным.

В 1910 году В. Г. Чертков организовал кинематографическую съемку Толстого, когда писатель гостил у своей дочери Татьяны Львовны Сухотиной в селе Кочеты. Аппарат для съемки получен был ни от кого другого, как от знаменитого американского изобретателя Томаса Эдисона: Эдисон ожидал, что в благодарность ему будут присланы ленты съемки. Снимал служивший у Черткова искусный фотограф, англичанин Томас Тапсель. Лев Николаевич заснят был в саду и на террасе дома, в окружении семьи Сухотиных. Ленты действительно посланы были для проявления в Америку, но, к сожалению, оказались испорченными.

В том же году, осенью, и тоже у Сухотиных, снимал Толстого кинематографическим аппаратом один из первых русских "кинематографщиков" А. И. Дранков^*. Ему удалось запечатлеть, между прочим, пилку Львом Николаевичем дров с одним рабочим.

^* (Дранков Александр Иосифович (1880-?) - основатель и владелец первой в России киностудии.)

Что дает кинематограф дополнительно к тому, что мы знаем о Л. Н. Толстом по фотографиям, снятым Тапселем и известным под названием фотографий Черткова? Кинематограф знакомит нас с отдельными моментами жизни и деятельности Толстого. Запечатлевая его неторопливые, размеренные и по-своему изящные движения, а также позы и жесты писателя, он до известной меры раскрывает перед нами и его умудренное, глубокое внутреннее "я". Кинематограф, так или иначе, приближает Толстого к зрителю.

В. Г. Чертков в записках "Свидание с Л. Н. Толстым в Кочетах" вспоминает о своем споре со Львом Николаевичем по вопросу о том, нужно ли фотографировать Толстого. Принципиальные основы этого спора остаются теми же и для снимков кинематографических.

Показав (в мае 1910 г.) Черткову свой дневник, где им только что вычеркнуто было замечание о том, что вчерашнее позирование для фотографа ему неприятно, Лев Николаевич добавил: "Это я вычеркнул ради вас".

Чертков, организовавший фотографирование, спросил:

- Что же вам было неприятно?

- Мысль о распространении моих портретов, - ответил Толстой.

- А не то, что неприятно или надоело самое сниманье?

- Нет, нисколько. А то несвойственное им значение, которое придается моим портретам.

- Это понятно с вашей стороны, - возразил Чертков. - Но мы имеем в виду тех, кому, за невозможностью видеть вас самих, дорого видеть хоть ваше изображение!

- Это только вам кажется, что такие есть, - сказал Толстой. - Мы с вами никогда не согласимся в этом - в том неподобающем значении, которое вы приписываете моей личности.

У В. Г. Черткова были ошибки в суждениях по разным вопросам, но надо сказать, что в данном случае мы стоим именно на его стороне, а не на стороне Л. Н. Толстого. И фото, и кино сделали большое дело, передав потомству дорогой образ писателя.

1960 г.