Глава третья. "Яростный враг войны"

Антимилитаристская тема - одна из ведущих, главенствующих тем публицистики Толстого. Она ведет свое начало от "Философских замечаний на речи Жан-Жака Руссо", которые Толстой-студент внес в 1847 году в свой дневник, и завершается "Докладом, приготовленным для конгресса мира в Стокгольме", с которым писатель в августе 1909 года собирался поехать в Швецию.

Более шестидесяти лет Толстой-публицист размышлял о причинах возникновения войн, о том, как избавить от них человечество.

Толстой был сыном своего века и его художником. А век Толстого был веком почти непрерывных войн, больших и малых.

Еще в 1868 году, работая над последним томом "Войны и мира", Толстой начал писать статью "Прогресс", главная мысль которой заключена в тезисе: "Лучшие умы направлены в Европе на орудия смерти и сообщения,- Оба орудия уничтожения" (7, 130). Примечательно, что это было написано под впечатлением книги Вильяма Гиклинга Прескотта "История завоевания Перу", в которой рассказано, как завоеватели-испанцы варварски уничтожили древнюю культуру перуанцев.

Спустя двадцать лет в трактате "Так что же нам делать?" Толстой поведал о горестной судьбе маленького народа - фиджи, жившего на островах Полинезии, расположенных в Тихом океане. Этот народ, насчитывавший тогда всего 150 тысяч человек, мирно жил и трудился. Но вдруг в 1859 году Соединенные Штаты Америки предъявили ему ультиматум: либо уплатить контрибуцию, либо - репрессии.

"...Американцы, - пишет Толстой, - прислали эскадру, которая захватила внезапно несколько лучших островов как залог и угрожала даже бомбардированием и разрушением колоний, если контрибуция не будет в известный срок вручена представителям Америки. Американцы были одни из первых колонистов, которые вместе с миссионерами появились на Фиджи. Выбирая или захватывая под теми или другими предлогами лучшие куски земли на островах и устраивая там хлопчатобумажные и кофейные плантации, американцы нанимали целые толпы туземцев, связывая их незнакомыми для дикарей контрактами или действуя через особых подрядчиков или поставщиков живого товара" (25, 256 - 257).

Писатель подробно рассказывает о всех стадиях колониального захвата, через которые прошел несчастный народ фиджи, попавший в безжалостные лапы сначала американских, а затем английских колонизаторов.

Толстой был полон сострадания ко всем малым и большим народам, страдавшим от колониализма. Он выражал горячее сочувствие кубинцам и филиппинцам, жестоко притеснявшимся испано-американскими поработителями, и возмущался зверствами, которые чинили английские колонизаторы в Индии, гневно бичевал тех, кто терзал Китай и Индокитай. Он сочувствовал польским и сербским патриотам, боровшимся за свою национальную независимость.

"Народы хотят свободы, полной свободы", - не раз говорил Толстой. И это была заветная мысль писателя, самое большое его желание.

Наибольшей преградой на пути человечества к свободе, миру и счастью Толстой считал войну, а самым дорогим благодеянием для народов - мирную жизнь. "Мир между людьми, - говорит он, - есть высшее доступное на земле благо людей" (23, 370).

С того времени, как капиталистический строй вступил в эпоху империализма, войны стали настолько частыми, что казались неизбежными.

"За какое хотите время, откройте газеты, - писал Толстой в 1896 году, - и всегда, всякую минуту вы увидите черную точку, причину возможной войны: то это будет Корея, то Памир, то Африканские земли, то Абиссиния, то Армения, то Турция, то Венецуэла, то Трансвааль. Разбойничья работа ни на минуту не прекращается, и то здесь, то, там не переставая, идет маленькая война, как перестрелка в цепи, и настоящая, большая война всякую минуту может и должна начаться" (90, 47).

Двумя годами позднее Толстой с большой тревогой говорил о том, что темные силы военщины все более открыто и нагло добиваются ухудшения международных отношений. Он писал: "Во всех конституционных государствах Европы... умышленно усложняются все больше и больше международные отношения, долженствующие привести к войне, разграбляются без всякого повода мирные страны, каждый год где-нибудь грабят и убивают и все живут под постоянным страхом всеобщего взаимного грабежа и убийства" (39, 198 - 199).

Приготовления к войнам, предостерегал своих современников Толстой, велись не только тайно, но и открыто, все более приближая военные конфликты: "...Все просвещенные люди, - писал он, - не могут не знать того, что всеобщие вооружения государств друг перед другом неизбежно должны привести их к бесконечным войнам или к всеобщему банкротству, или к тому и другому вместе; не могут не знать, что кроме безумной, бесцельной траты миллиардов рублей, т. е. трудов людских на приготовления к войнам, в самих войнах гибнут миллионы самых энергических, сильных людей в лучшую для производительного труда пору их жизни (войны прошлого столетия погубили 14000000 людей)" (36, 102).

В новое время разрушительная сила военной техники возрастала с необыкновенной быстротой, и потери человеческих жизней росли с каждой новой войной.

На все захватнические войны, которые велись и европейскими и американскими империалистами во второй половине XIX и в первое десятилетие XX веков, Толстой возмущенно откликался. В 1896 году он написал статью "К итальянцам" - об итало-абиссинской войне; в 1898 году - статью "Две войны" - об испано-американской войне за Кубу и Филиппины; в 1899 году - "Письмо к Г. М. Волконскому" - об англо-бурской войне; в 1904 году - статью-обращение к воюющим странам "Одумайтесь!" - о русско-японской войне.

Из различных регионов земного шара Толстой получал письма, авторами которых были люди, на себе испытавшие все тяготы и опасности войны. Некоторыми из этих писем он воспользовался как свидетельскими показаниями, как неопровержимыми документами эпохи.

Так, в статью "Патриотизм и правительство" (1900) Толстой включил письмо, полученное им от гражданина Соединенных Штатов Америки. В нем говорится: "Простой народ во Франции, Германии, Англии и Америке - против войны... Мы миролюбивы и боимся войны, ненавидим ее". "Так, - заключает Толстой, - пишет гражданин Северо-Американских Штатов, и с разных сторон, в разных формах раздаются такие же голоса" (90, 438).

В той же статье есть большая выдержка и из письма немецкого солдата, проделавшего два похода вместе с прусской гвардией и ставшего инвалидом: "...Ненавижу войну от глубины души, так как она сделала меня невыразимо несчастным... По моему глубочайшему убеждению, война - это только торговля в больших размерах, - торговля честолюбивых и могущественных людей счастьем народов" (90, 440).

Этот немецкий солдат от имени таких же, как он, "раненых вояк" просил Толстого написать "хорошую книгу против войны". Писатель ответил, что он над этим уже работает, и просил у своего корреспондента согласия на опубликование его письма в газетах. Тогда же Толстой в дневниковой записи определил главную мысль своей антивоенной статьи: "Надо показать, что теперешнее положение, особенно Гаагская конференция показали, что ждать от высших властей нечего и что распутывание этого ужасного губительного положения, если возможно, то только усилием частных отдельных лиц" (54, 10).

На конференции в Гааге, проходившей в 1899 году, официальные представители 26 государств обсуждали вопрос о сокращении вооружений и сохранении мира. В числе ее инициаторов был такой "миротворец", как русский император Николай П. Толстой не мог рассчитывать на то, что она приведет при таких "руководителях" к положительным результатам.

"Гаагская мирная конференция есть только отвратительное проявление христианского лицемерия" (72, 117), - писал он в ответной телеграмме одному американскому агентству, просившему его оценить это событие.

В черновой редакции названной телеграммы говорилось, что по-настоящему заботиться о сохранении мира могут люди, "которые не только болтают, но которые (принуждены сражаться) сами идут на войну".

Всесветная известность Толстого, сила его влияния на современников побуждали не только отдельных лиц, выступавших против войны, но и организаторов мирных конгрессов и конференций, а также обществ друзей мира обращаться к нему за поддержкой и помощью. С конца 80-х годов и до последних дней Толстой был близок к движению сторонников мира. Его приглашали на многие международные конференции и конгрессы, избирали членом организационных комитетов, президиумов и даже вице-президентом некоторых из мирных конгрессов.

Толстой знал, что его именем широко пользуются участники движения за мир, и не препятствовал этому. В адрес устроителей X Международного конгресса борцов за мир, проводившегося в 1900 году в Париже, он направил письмо, в котором высоко оценил его цели. "...Шлю пожелания, - писал Толстой, - чтобы Всемирный конгресс 1900 г. двинул вперед идею братства и мира" (72, 297).

Материалы мирных конгрессов и конференций Толстой широко использовал в своей антивоенной публицистике. Писатель считал, что деятельность сторонников мира помогает людям понять, что война - это страшное зло, и проникнуться уверенностью, что близится время, "когда войны станут невозможны". Однако он решительно предостерегал устроителей и участников мирных конгрессов и конференций против переоценки реального значения их деятельности, указывая, что с ними совершенно не желали считаться правящие классы монархических и буржуазно-республиканских государств.

Со всевозраставшей тревогой следил Толстой за безудержной гонкой вооружений в Европе и Соединенных Штатах Америки. В 90-е годы в Европе под ружьем находилось 28 миллионов солдат. Писатель предупреждал, что быстро растет опасность мировой бойни, и что каждый новый военный конфликт между отдельными государствами может перерасти в конфликт глобальный.

Когда Италия напала на Абиссинию, Толстой написал статью-обращение "К итальянцам", в которой не только осудил эту захватническую авантюру, но и указал на приготовления к новым войнам, с лихорадочной быстротой проводившиеся тогда в крупнейших буржуазных государствах. Писатель предупреждал правителей империалистических держав, что наступит время - и они будут нести ответственность за развязывание войн перед народами своих и других стран.

"Неужели, - пишет Толстой, - никогда не опомнятся народы от того ужасного обмана, в котором их поддерживают для своих выгод правительства и правящие классы? Неужели нужны еще ужасные братоубийственные войны, к которым готовят теперь правительства и правящие классы все европейские и американские народы? Ведь придет же время, и очень скоро, когда после ужасных бедствий и кровопролитий изнуренные, искалеченные, измученные народы скажут своим правителям: да убирайтесь вы к дьяволу или богу, к тому, от кого вы пришли, и сами наряжайтесь в свои дурацкие мундиры, деритесь, взрывайте друг друга, как хотите, и делите на карте Европу и Азию, Африку и Америку, но оставьте нас, тех, которые работали на этой земле и кормили вас, в покое" (31, 194 - 195).

От имени обманутых народов Толстой говорит правителям: "Нам важно то, чтобы беспрепятственно пользоваться плодами своих трудов; еще важнее обмениваться плодами этих трудов с дружественными, того же самого желающими другими народами... Нам важнее разрешение вопросов труда, освобождения его от рабства, вопросов уничтожения земельной собственности, которой лишены ⁹⁹/₁₀₀ наших братьев; нам важны вопросы установления каких-нибудь обязательных, понятных для всех нравственных основ..." (31, 195).

Все эти вопросы, указывает Толстой, давно назрели и требуют безотлагательного решения. "Ведь рано или поздно, - пишет он, - и, во всяком случае, скоро придется настоящему народу, несущему всю тяжесть труда приготовления к войне и самую войну, сказать это. Но придется сказать это после ужаснейших бедствий, которые готовят нам правители и на приготовление которых мы смотрим так равнодушно" (31, 195).

Напомним, что эти предостережения были высказаны Толстым в последние годы минувшего века, менее чем за два десятилетия до начала первой мировой войны, принесшей человечеству "ужасные бедствия".

Писатель осуждал равнодушие, с которым большинство его современников наблюдало за приготовлениями к войне, все более открыто развертывавшимися в европейских странах. Он призывал принять в отношении агрессоров самые решительные, действенные меры, чтобы заставить их отказаться от опасных замыслов. "А на наших глазах, - писал Толстой, - эти <безбожные, несчастные> ошалелые люди, наряженные в мундиры и ленты, называемые монархами и министрами, делают парады, смотры, маневры, заставляя приготовленных для этого людей стрелять, колоть воображаемых неприятелей, награждая тех, которые лучше это делают, которые придумывают более жестокие средства убийств и заставляют колоть, стрелять этих же воображаемых неприятелей. Что же мы этих людей оставляем в покое, а не бросаемся на них и не рассаживаем их по смирительным заведениям? Ведь разве не очевидно, что они задумывают и приготовляют самое ужасное злодеяние и что если мы не остановим их теперь, злодеяние совершится не нынче, так завтра" (31, 195 - 196).

Статья "К итальянцам" не была закончена и при жизни писателя в печати не появилась. Но ее основные мысли перешли в другие публицистические произведения позднего Толстого, быстро приобретавшие международную известность.

Серьезным испытанием для сторонников мира послужили вооруженные конфликты начала XX века, в частности русско-японская война, вспыхнувшая в 1904 году. Многие пацифисты, напуганные ею, испытали жестокое разочарование в деятельности международных организаций борцов за мир, впали в отчаяние, стали смотреть на войну как на неизбежное и неотвратимое бедствие.

В самом начале русско-японской войны французский писатель-академик Жюль Кларти напечатал в одной из парижских газет обращение к Толстому, прося его высказаться о происходящих событиях и о том, не считает ли он бесплодной свою борьбу против войны.

"Пророк добра, - писал Кларти, - вы поучаете людей жалости, а они отвечают вам, заряжая ружья и открывая огонь! Не смущает ли это вас, несмотря на твердость ваших убеждений, и не разочаровались ли вы в человеке-звере? Вот это-то я и хотел бы услышать от вас, дорогой и великий учитель?"¹.

¹ ("Литературное наследство", т. 75, кн. 2, с. 76.)

Жюлю Кларти ответил один из сыновей писателя - Л. Л. Толстой. Смысл его ответа сводится к тому, что Толстому и другим истинным друзьям мира война не может помешать сохранить веру в торжество человечности, в то, что придет время, когда на земле наступит всеобщий мир¹.

¹ ("Литературное наследство", т. 75, кн. 2, с. 76.)

Приехавшему в те дни в Ясную Поляну французскому журналисту Жоржу Анри Бурдону, повторившему вопрос Жюля Кларти: "Не свидетельствует ли русско-японская война о провале той миролюбивой пропаганды, которую Толстой вел в течение всей своей жизни?" - Толстой ответил так: "Призывая любить мир и всеобщее согласие, я никогда не рассчитывал на то, что эти увещания сразу же могут принести плоды; я никогда не думал, что в мире может разом победить всеобщее братство... Если бы мы вдруг явились свидетелями всеобщего примирения людей - это было бы поразительным чудом..."

В беседе с Бурдоном Толстой выразил недоверие к идее арбитража в международных спорах, высказанной участниками Гаагской мирной конференции 1899 года. Он напомнил, что человек, взявший на себя инициативу создания Гаагского трибунала для рассмотрения международных конфликтов, "посылает ныне целый народ воевать". Говоря это, писатель имел в виду русского императора Николая П. Толстой сказал, что спасение от войны он видит не в "дипломатических комбинациях", а "в совести каждого человека, в твердом понимании долга, который каждый обязан нести в самом себе...".

Заключая беседу с французским журналистом, Толстой сделал такое признание: "Я хочу, чтобы любовь к миру перестала быть робким стремлением народов, приходящих в ужас при виде бедствий войны, но чтобы оно стало непоколебимым требованием честной совести..."¹.

¹ (Там же, с. 49.)

Это очень важное признание, с большой точностью определяющее позицию Толстого, которую он занимал в то время, когда движение сторонников мира подвергалось тягчайшим испытаниям.

В отличие от многих пацифистов, своих современников, Толстой в трудные годы не только не прекращал деятельно бороться за мир, но и усилил борьбу, используя для этого каждую возможность - будь, то частное письмо, беседа с посетителями Ясной Поляны, журнальная статья или международная конференция.

Писателю верилось, что антимилитаристская пропаганда, рост сознания людей, вызванный расширением межнациональных и международных связей, приведут к обузданию гонки вооружений и сведут к минимуму возможность военных столкновений. "Сознание зла, ненужности, нелепости войны, - говорил Толстой в 1904 году, - все более проникает в общественное сознание: так что, может быть, близко то время, когда войны станут невозможны, никто не станет воевать"¹.

¹ (А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого. М., Гослитиздат, 1959, с. 145 - 146.)

Однако менее всего писатель рассчитывал на то, что опасность войны может исчезнуть сама собой. Он решительно предупреждал и своих современников, и будущие поколения людей о том, что "война сама себя не уничтожит", и старался делать все, что было в его силах, для того чтобы на борьбу с нею поднялись тысячи и миллионы сторонников мира.

В июле 1909 года Толстой получил приглашение приехать в столицу Швеции Стокгольм и принять участие в конгрессе мира, который должен был состояться через месяц. Писатель, которому шел тогда 81-й год, решил непременно отправиться в Стокгольм и выступить на конгрессе с докладом об угрожающей человечеству военной опасности и мерах борьбы с нею.

Он был серьезно озабочен тем, чтобы Стокгольмский конгресс не был повторением Гаагской конференции. "Надо сказать всю правду, - записал в программе своего доклада Толстой. - Разве можно говорить о мире в столице королей, императоров, главных начальников войск, которых мы уважаем так же, как французы уважают М-r de Paris (палача. - К. Л.). Перестанем лгать - и нас сейчас выгонят отсюда" (51, 95 - 96).

Но выступить на конгрессе писателю не удалось. Устроители конгресса были настолько напуганы его согласием приехать в Стокгольм, что нашли "благовидный" предлог и отложили конгресс. Таким предлогом послужила для них рабочая стачка. Толстой превосходно понимал, что подлинная причина была другая. "Я думаю, - говорил он, - нескромно с моей стороны, - что в отложении конгресса играли роль не одни забастовки рабочих в Швеции, а и то, что я собирался приехать, письмо к ним и статья газеты... Побоялись приезда. "Как нам быть с ним?" (Толстым). Прогнать нельзя. И отложили конгресс"¹.

¹ ("Литературное наследство", т. 75. У Толстого. "Яснополянские записки" Д. П. Маковицкого. Кн. 4, с. 30. - Справедливость догадки Толстого подтверждается тем, что, когда конгресс состоялся, его доклад не был зачитан.)

В докладе Стокгольмскому конгрессу мира Толстой обращается к миллионам простых людей с призывом не брать в руки оружия, не проливать кровь в братоубийственных войнах.

Это одно из сильнейших антимилитаристских произведений Толстого. В нем писатель выступил как "яростный враг войны"¹, который "говорил языком борца за мир не потому, что был пацифистом и непротивленцем, а потому, что он был классическим реалистом"².

¹ ("Литературное наследство", т. 75, кн. 1, с. 21.)

² (Там же.)

Доклад Толстого проникнут убеждением в том, что войны не являются неизбежными, и уверенностью в победе сил мира над силами войны. "...Победа наша, - говорит писатель, - так же несомненна, как несомненна победа света восходящего солнца над темнотою ночи" (38, 119 - 120).

Эти полные оптимизма слова Толстого воодушевляли и продолжают воодушевлять всех людей доброй воли, ведущих борьбу за то, чтобы агрессивные войны были навсегда исключены из жизни народов.