(По неопубликованным материалам Государственного Центрального исторического архива Грузии).
Возникшее на основе произведений и примера личной жизни Л. Н. Толстого учение привлекло довольно многочисленных последователей не только в бывшей царской империи, но и за границей. Особенно большое распространение учение Толстого получило в 90-х годах. Царское правительство встревожилось - отрицание всякой власти, конечно, шло вразрез с самодержавием. И хотя деятельность! толстовцев - в основном выходцев из господствующего класса, - их хождения в народ и проповедь непротивления злу были по существу беспомощны в своей оторванности от народа, тем не менее против последователей Толстого начались репрессии.
Толстовцев высылали в отдаленные губернии, в том числе и в Грузию, запрещали поселяться группами и т. д. Первый сосланный на Кавказ толстовец, как это видно из дела № 737 канцелярии тифлисского губернатора, был А. М. Бодянский, высланный в 1892 году в Кутаиси. В том же году в Тбилиси прибыли ссыльные Д. А. Хилков, И. К. Дитерихс, С. П. Прокопенко, Ф. Я. Ушаков.
В Тбилиси в то время образовалась группа последователей Толстого из местных жителей во главе с И. П. и Е. П. Накашидзе, Г. А. Дадиани, Легран и др., находившаяся в тесной связи с Л. Н. Толстым.
Из сохранившихся материалов по этому вопросу наибольший интерес представляет дело № 715 "Об учреждении гласного надзора полиции за подполковником князем Димитрием Хилковым".
Гвардейский офицер, владелец крупного поместья, Д. Хилков под влиянием учения Толстого бросает службу, одевает поддевку и работает в своем имении наравне с крестьянами. Это воспринимается как чудачество, но когда Хилков отдает бесплатно свою землю крестьянам, тут царское правительство в его действиях усматривает государственное преступление, и он высылается в сел. Башкичети Тифлисской губернии.
Хилков вместе с женой, Цецилией Виннер и двумя детьми поселяется в крестьянской избе, работает. Зоркий глаз "блюстителя порядка" - местного пристава - наблюдает и доносит начальству о всех действиях "опасного" ссыльного. Однако в своих донесениях приставу приходится повторяться - "ничего предосудительного замечено не было".
Через несколько месяцев на имя тифлисского губернатора поступает "совершенно секретное" отношение от начальника по принятию "прошений на высочайшее имя". "Княгиня Юлия Хилкова во всеподданнейшем прошении ходатайствует о передаче на ее исключительное попечение двух детей сына ее Димитрия Хилкова, выселен-ного в Закавказье за пропаганду и проживающего в сел. Башкичет Борчалинского уезда; объясняя, что сын ее совместно с своею женою воспитывает детей в духе исповедуемого им ложного учения, княгиня Юлия Хилкова опасается за участь своих внуков и единственным спасением от пагубного на них влияния родителей считает разделение их с последними.
Вследствие сего, имею честь, по приказанию г. командующего императорской главною квартирою, покорнейше просить ваше сиятельство произвести совершенно негласным путем тщательное дознание с целью выяснения как всей внешней обстановки, окружающей детей кн. Хилкова, так равно и того направления, которое преследуют родители в деле их воспитания.
Независимо от сего благоволите установить наблюдение за тем, чтобы жена кн. Хилкова при известии о начавшемся расследовании, не увезла тайно детей за пределы империи.
В ожидании отзыва, считаю долгом вас уведомить, что княгиня Юлия Хилкова прибудет в Тифлис во второй половине августа.
Примите уверение в совершенном почтении и преданности.
Барон Будберг".
Выяснение "обстановки", окружающей детей Хилкова, и "направления" в их воспитании проводится быстро.
Тифлисский губернатор дает распоряжение уездному начальнику о "производстве тщательного дознания по настоящему ходатайству". Результаты донесения уездного начальника таковы: "Родители в отношении воспитания детей держатся того взгляда, что заставлять цетей учиться против воли не следует, а нужно предоставить времени, пока у них не явится потребность к учению; вследствие этого дети пользуются полной свободой, все время проводят среди духоборских детей и мало чем отличаются от последних".
Этого было достаточно для того чтобы царское правительство с высочайшего разрешения совершило беспримерную подлость. 21 октября 1893 г. тифлисский губернатор получил срочную шифрованную телеграмму:
"Высочайше разрешено отобрать детей Бориса я Ольгу от Цецилии Виннер и передать их Юлии Хилковой. Генерал-адъютант Рихтер".
После того как жена Хилкова-Виннер с детьми переехала из Башкичет в Екатериненфельд, тифлисский губернатор предписал приставу:
"Предлагаю Вашему высокоблагородию немедленно по получении сего отправиться в кол. Екатериненфельд Борчалинского уезда и совместно с тамошним-участковым полицейским приставом, коему вместе с сим пред: лагаю оказать вам законное содействие, отобрать от Цецилии Виннер, проживающей в кол. Екатериненфельд, детей ее, Бориса и Ольгу, и передать сих детей, за надлежащей подпиской, княгине Юлии Хилковой, и о последующем донести мне рапортом.
Тифлисский губернатор кн. Г. Шервашидзе".
Предписание губернатора пристав не замедлил выполнить, о чем "имел счастье" донести своему начальнику.
Хилкову вскоре было разрешено переехать из Баш-кичет в с. Кикеты, в имение К. С. Оникова. Туда же съехались и некоторые другие толстовцы. За ними то гда же была установлена слежка, не давшая, однако, желательных для полиции результатов; вот одно из секретных донесений тифлисского полицмейстера губернатору:
"Вследствие предписания вашего сиятельства от 26 августа № 528, честь имею доложить, что состоящий под гласным надзором полиции кн. Хилков, посещая иногда г. Тифлис, ничем не выказал своей деятельности по пропаганде своего религиозного учения.
В г. Тифлисе он бывал только у ординарца командующего войсками кн. Дадиани и кн. Георгия Орбелиа ни, с которым знаком еще со времени служения на Кав-казе.
Переехав затем в с. Кикеты Тифл. уезда, он поселился в доме и на земле местного помещика Оникова, совместно с кн. Дадиани и неким Семеном Павловичем Прокопенко также последователем учения Толстого.
Таким образом, в с. Кикеты, на заарендованной у Оникова земле поселились: Хилков со своей сожительницей г. Виннер и с малюткой, дочерью последней, Дадиани с женой и детьми и Прокопенко с женой.
Все они занялись усердно огородничеством, засеяли и засадили заарендованную землю, но благодаря отсутствию дождей огород их пропал и они остались без вся-
ких видов на урожай, а Хилков без всяких средств к дальнейшему существованию.
Проживая лето в Кикетах, Хилков и его сожительница занимались полевыми работами в огороде и, по-видимому, никакой пропаганды не вели".
Затем Хилков был выслан "под надзор" полиции в Нуху (27 октября 1894 г.).
Вскоре он получил разрешение выехать за границу, Вернувшись в Россию, принял участие в первой мировой войне и был убит на фронте.
К. С. Оников, у которого гостили опальные толстовцы, отлично помнит это время (1894 г.) и поделился со мною некоторыми воспоминаниями.
"Бывало, - говорит он, - после своих обязательных бесплодных работ вечером соберется все общество их за чаем, и начинается у них долгая беседа по интересующим их вопросам; если при этом смысл какого-нибудь места вызывал сомнения у них, сейчас же кто-нибудь из них от имени всех обращался в письме за пояснением к своему учителю, и как довольны они были, когда приходил ожидаемый ответ от Толстого, разъясняющий все их сомнения.
Несмотря на то, что никакой религиозной пропаганды среди жителей они не вели, обыски у них повторялись периодически.
Конечно, все они были вегетарианцами.
С наступлением холодов они разъехались; последним, в середине октября, выехал Хилков, просивший о переводе в другое место".
Трагично окончил свои дни Ф. Ушаков. Поселившись близ Батума и обзаведясь там хозяйством, 14-го декабря 1927 года он был зверски зарезан бандитами, напавшими на него с целью ограбления.
Среди толстовцев видную роль занимал князь Георгий Александрович Дадиани, потомок владетелей Мингрелии. В чине полковника он состоял адъютантом у главноуправляющего на Кавказе: под влиянием учения Толстого он бросил службу, отказался от наследства и выехал с семьей на Северный Кавказ. В 1900 году он умер в Нальчике. О том, как уважал его Толстой, видно из письма писателя, адресованного вдове Дадиани.
"Дорогая сестра, - писал Лев Николаевич, - я никогда не видел ни вас, ни вашего покойного мужа, но с тех пор, как узнал о вас, не переставая любил вас и радовался на вашу прекрасную жизнь, которая, как это всегда бывает... вам самим казалась неудовлетворительной. И потому смерть такого сильного и нужного человека, как ваш муж, горестна для меня, для вас же должна быть ужасно тяжела...
Все, что я слышу и узнаю про вашего мужа, заставляет меня все больше и больше жалеть о том, что я не знал его и не мог почерпнуть из общения с ним той твердости и доброты, кот[орые], как мне говорили, составляли особенности его характера.
Если вы мне напишете о нем и о себе, о предположениях ваших, то очень обяжете меня.
Братски приветствую вас
Лев Толстой"*.
* (Л. Н. Толстой. Полное собрание соч., том. 72, стр. 502.)