Письма С. А. Толстой к Вал. Ф. Булгакову [1978 Булгаков В.Ф. - О Толстом. Воспоминания и рассказы]

(Впервые опубликовано в кн.: Булгаков Вал. Ф. О Толстом. Воспоминания и рассказы. Тула, 1964.)

Личность супруги Л. Н. Толстого Софии Андреевны Толстой, столь неразрывно связанной с Львом Николаевичем в течение долгих лет, без сомнения, заслуживает изучения. София Андреевна и сама была незаурядным человеком, а роль ее в жизни Льва Николаевича, - все равно, положительная или отрицательная, - очень велика. Вне отношений с женой для исследователя жизни и творчества Толстого останутся непонятными и неясными многие и многие страницы его биографии почти на всем ее протяжении.

Роль Софии Андреевны в последние годы жизни Толстого, и особенно в связи с уходом его из Ясной Поляны, никогда не перестанет интересовать не только специалиста-исследователя, но и всякого, хоть сколько-нибудь интересующегося Толстым человека.

Вот почему является нелишним опубликование таких материалов, как собственные письма С. А. Толстой к разным лицам.

Письма С. А. Толстой ко мне написаны были в последние годы ее жизни - с 1911 по 1918 год. Большинство их писалось из Ясной Поляны в Москву, где я работал тогда в качестве помощника хранителя и затем заведующего (директора) музея Л. Н. Толстого. Часть писем адресована на мою родину в Томск, где я гостил у матери, а также на Кавказ и в Тульскую тюрьму, где мне пришлось пробыть 13 месяцев в 1914-1915 гг. за составление и распространение воззвания против войны^*. Наконец, ряд писем направлялся С. А. Толстой то из Крыма, то из имения ее зятя М. С. Сухотина Кочеты, то из Петербурга, куда она выезжала по делам, в Ясную Поляну, где я в 1912-1914 и 1915-1916 гг. занимался описанием личной библиотеки Л. Н. Толстого.

^* (В 1914 г., в связи с началом первой мировой войны, группа единомышленников и последователей Толстого опубликовала пацифистское, антимилитаристское воззвание. Подписавшие его, в том числе В. Ф. Булгаков, были арестованы. В 1916 г. над ними состоялся суд, который их оправдал.)

В течение всего времени десятилетнего знакомства с С. А. Толстой, с 1909 по 1919 год, я пользовался ее добрым расположением и, в свою очередь, платил ей искренней привязанностью. Мне внушали уважение ее прямота и правдивость, ее любовь к Толстому, любовь к искусству вообще и к музыке и литературе в частности, любовь к детям, любовь к природе. Положению Софии Андреевны в 1910 году я особенно сочувствовал, видя не всегда справедливое и часто некорректное отношение к ней со стороны представителей сплоченного "чертковского" кружка близких Л. Н. Толстого^*. Последние "не ведали, что творили", раздражая подругу жизни великого Толстого и тем безмерно осложняя его собственное положение.

^* (См. в наст. изд. очерк "Уход и смерть Л. Н. Толстого".)

С. А. Толстая бывала иногда тяжела в общении, но это не могло быть мотивом неуважительного отношения к ней. Ведь сорок восемь лет, как она пишет в первом письме ко мне, она прожила со своим мужем и была "самым близким человеком" для него.

Не разделяя моего увлечения Толстым, как мыслителем, С. А. Толстая, тем не менее, никогда не обнаруживала тенденции бороться с этим увлечением, оспаривать мою привязанность к Льву Николаевичу или смеяться над моими чувствами.

Когда однажды возник между нами, на основе расхождения в отношении к Толстому-проповеднику и его действиям в 1910 году, небольшой конфликт (отраженный в письмах), он быстро рассосался благодаря снисходительности и самокритичности Софии Андреевны.

Ее отношение ко мне не переменилось и после того, как в 1914 г. я угодил больше, чем па год, в тюрьму за составление в ее доме и распространение из ее дома воззвания против первой мировой войны. Она навещала меня в тюрьме и писала мне. С этим связано было и ее собственное отрицательное отношение к войне, которое я очень ценил.

В письмах Софии Андреевны ко мне чувствуются еще не зажившие раны, причиненные престарелой женщине уходом Толстого из дома и его неожиданной кончиной. Трогают выражения глубокого покаянного чувства подруги жизни великого человека, не сумевшей подняться до его уровня. Передаются подробности о проведении в жизнь завещательных распоряжений Толстого и о судьбе его наследия. Рассказывается о занятиях Софии Андреевны и о быте Ясной Поляны в первые годы после смерти Толстого, даются характеристики детей Толстых.

Из писем выясняется также постоянная забота С. А. Толстой о детях, о внуках, внимание к гостям - как к родственникам, так и к знакомым и незнакомым. Не может быть не оценена готовность Софии Андреевны лично показывать дом и рассказывать о Толстом десяткам и сотням туристов.

Трогает забота о слугах: о престарелой пенсионерке-няне^*, о поваре^**. Мать и бабушка, действительно, занята была гораздо больше судьбами своего домашнего круга, чем своей собственной судьбой.

Обращает внимание исключительная любовь Софии Андреевны к Ясной Поляне и твердое желание ее содействовать сохранению дома и усадьбы как памятника русской культуры.

Конечно, в личности и в характере Софии Андреевны, как у всякого человека, соседствовали и положительные, и отрицательные черты. Идеализировать ее образ не нужно. Из тех же писем нетрудно сделать заключение об известной узости ее умственного кругозора, ограниченного в значительной степени семейными и материальными интересами, о непонимании смысла совершавшихся в 1917 г. социальных перемен, о неутихающей вражде к В. Г. Черткову и т. д. И однако, образ этот все же кажется далеким от того, который дает хотя бы тот же Чертков в своей книге "Уход Толстого"^*.

^* (Чертков В. Г. Уход Толстого. М., Изд. "Голос Толстого", 1922.)

Говорю это не столько с целью защитить Софию Андреевну (хотя и такую задачу я счел бы вполне уместной), сколько для того, чтобы поставить вопрос о более полном и объективном освещении ее внутреннего облика, ее личности и значения ее в жизни Л. Н. Толстого.

Печатаемые здесь письма написаны человеком живым, культурным, много страдавшим, "глубоко, долго и сильно" любившим Льва Толстого, бывшим ему верной женой, матерью его тринадцати детей и пронесшим любовь к великому человеку через всю жизнь, а после его смерти служившим, поскольку позволяли силы, его памяти.

История не может не быть снисходительной к подруге жизни Льва Толстого...

Очень была рада получить от вас письмо. За книги благодарю, но они еще до меня не дошли. Я уже прочла вашу книгу^*, и много плакала, когда передо мной воскресало тяжелое, последнее время жизни Льва Николаевича. До самой моей смерти я не перестану горевать и раскаиваться в том, что не сумела преодолеть своих чувств и не смирилась перед тем, что Лев Николаевич стал любить так пристрастно этого злого, хитрого и глупого Черткова, а ко мне так внезапно и болезненно для меня переменился. Любя своего мужа, я должна была перенести свое несчастье, предоставить ему любить, кого он хочет. Но и теперь, оглядываясь назад на то безотрадное время, я вижу, что в том болезненном и скорбном состоянии, в котором я была, - я не могла преодолеть своих чувств.

^* (Имеется в виду кн.: Булгаков Вал. Ф. У Л. Н. Толстого в последний год его жизни. М., 1911.)

Когда Лев Николаевич мне говорил, что Чертков самый близкий ему человек, я затыкала уши, убегала и плакала. Ведь 48 лет этим самым близким человеком была я.

Живу и занимаюсь только тем, что так или иначе касается моего покойного мужа. Была в Петербурге, с болью в сердце, по просьбе сыновей, продавала Ясную Поляну. Правительство, видимо, ее купит^*.

^* (После кончины Толстого передовые круги русского общества подняли вопрос о приобретении у наследников государством усадьбы Ясная Поляна и превращении ее в общенациональный музей. Однако царское правительство, под давлением министра народного просвещения Л. О. Кассо и обер-прокурора святейшего синода Саблера, отказалось от этого предложения.)

Вопрос о возврате мне рукописей из Исторического Музея я пока оставила нерешенным до сентября^*. Издание посмертных сочинений, по словам П. И. Бирюкова, не подвинулось ни на шаг^**. Хирьяков^*** что-то напутал за границей и даже напортил. Как все это печально! Семью лишил отец сочинений своих, а крестьян - земли^****. Будь это в моих руках, я оставила бы права сочинений, написанных до 1881 г., в семье, а всю землю Ясной Поляны (более 500 десятин) отдала бы своим крестьянам. Теперь же деньгами завладеют корыстные люди (не называю их), конечно, не Саша; а сочинений Льва Николаевича не будет ни у кого, и земли мужикам тоже негде и не на что будет купить^*****.

^* (Имеется в виду спор С. А. Толстой с дочерью Александрой Львовной из-за права собственности на рукописи Л. Н. Толстого, хранившиеся в Историческом музее в Москве.)

^** (Речь идет о задуманном В. Г. Чертковым и А. Л. Толстой посмертном издании сочинений Л. Н. Толстого с целью выкупа у сыновей Льва Николаевича яснополянской земли для раздачи ее местным крестьянам.)

^*** (А. М. Хирьяков, по поручению В. Г. Черткова, занимался подготовкой к изданию сочинений Толстого.)

^**** (Это мнение С. Л. Толстой - отголосок недавней распри между нею и В. Г. Чертковым из-за литературного наследия Толстого. См. об этом в очерке "Уход и смерть Л. Н. Толстого".)

^***** (После кончины Толстого, согласно его воле, земля была выкуплена у наследников и роздана яснополянским крестьянам.)

О вас, к которому я всегда относилась с симпатией, я много думала. Если вы будете жить в деревне и работать на земле, - вас это не удовлетворит. Вы человек одаренный, вы пишете хорошо, и думаете хорошо. Вам надо, хотя со временем, приютиться к какому-нибудь умственному центру. Хорошо бы, когда-нибудь, любя Льва Николаевича и его память, пристроиться при правительственном Музее^* для разработки рукописей и всяких работ покойного. Это, впрочем, моя мечта, а у всякого своя жизнь; и я от души желаю вам всякого успеха и радости. Пишите мне иногда, особенно при перемене адреса. Мой всегда будет Засека. Жму вашу руку, как всегда, с дружелюбием и доверием к вашему сердцу.

^* (Софья Андреевна имеет в виду Толстовский музей, который предполагалось создать на базе первой толстовской выставки, организованной в 1911 г. в Москве. Музей был создан в 1920 г.)

Сегодня получила ваше письмо, дорогой Валентин Федорович; оно шло очень долго, шесть дней. Я рада была иметь весточку о вас и о том, что вы собираетесь к нам в июле. Приезжайте прямо в Ясную Поляну, погостите у нас, сколько вам будет приятно и удобно, а мы здесь будем очень рады вашему пребыванию. Пишу мы, а не я, потому что живу с Юлией Ивановной Игумновой, а кроме того у меня во флигеле гостит моя сестра с мужем (Кузминские), и с ними еще внучка, 16-летняя милая девочка^*. С сестрой мы с детства очень дружны, и я не так больно чувствую свое одиночество, хотя утешиться в моем тяжелом горе - конечно, мне невозможно никогда. Слишком я глубоко, долго и сильно любила Льва Николаевича.

Нового у нас почти ничего нет. Ясная Поляна еще мужикам не куплена; идут переговоры между нами и Сашей, иногда тяжелые. Усадьба и могила остаются в моем владении, и я рада, что могу их беречь свято и неприкосновенно. Дали мне пенсию в 10 тыс. в год^*, а я, продав дом^** и книги^***, отдала своим детям 180 тыс. рублей. Но им все мало! Ведь 26 внуков у нас.

^* (Пенсия была С. А. Толстой предоставлена после долгих хлопот и отказа правительства от приобретения Ясной Поляны в собственность государства.)

^** (С. А. Толстая продала Хамовнический дом Московскому городскому управлению.)

^*** (Речь идет о продаже И. Д. Сытину остатков книг от последнего издания Собрания сочинений Л. Н. Толстого (1911 г.).)

Саша усиленно ищет купить другое имение и продает Телятинки. И она, бедная, не выдерживает больше соседства г. Черткова. У меня с ней, слава богу, хорошие отношения. С нею все еще живут Душан Петрович^* и Варвара Михайловна^**. В Телятинках у Черткова часто играют на театре и собирается много публики^***. Это развлечение народу.

^*** (Имеются в виду спектакли местного драмкружка, созданного в доме В. Г. Черткова в Телятинках.)

Интересно, я думаю, было вам путешествовать пешком в новых и часто живописных местах. Но все-таки страшно, должно быть, и утомительно. А теперь как-то сложится ваша жизнь? В вас столько всякого содержания и хороших задатков, что хотелось бы видеть вас счастливым и хорошо занятым. От души желаю вам всего этого и сверх того здоровья и радостного состояния духа.

Жму вам дружески руку и буду вас ждать, согласно вашему обещанию.

От вас еще нет известий, дорогой Валентин Федорович, а я вас часто вспоминаю. Как вам живется? Все ли у вас есть, что нужно? Посетил ли кто вас? Так и вижу вас, согнутого, над вашей работой^*, когда я проходила мимо! Здесь очень хорошо; ясные солнечные дни; но ничего еще не распустилось; только кое-где миндаль цветет. Зато море красиво блестит в солнечных лучах и волнуется своим вечным движением прибоя и отбоя волн, то маленьких, то больших, и все хочется на это смотреть.

^* (Речь идет о работе В. Ф. Булгакова по описанию яснополянской библиотеки Л. Н. Толстого.)

Ездили мы в Массандру, и там очень хорошо: есть земля и трава и прекрасный парк. А здесь в Ялте - вода и камни, и это непривычно и иногда скучно. Что-то у вас в Ясной, становится ли похоже на весну?

Сухотины собираются уезжать в субботу, 23-го, и я поеду с ними. Значит, мы будем в Ясной Поляне 25-го, в день Благовещения, вероятно, в 12 часов дня, с ускоренным поездом. Пусть наши люди это знают и чтобы на этот день не отлучался ни кучер, ни повар, да и никто. Без нас им довольно времени отдохнуть и погулять.

Вчера ездили на могилу моей матери^*, на высокой горе с красивым видом. Теперь собираемся в Гаспру, тоже с грустью вспоминать страдания Льва Николаевича и нашу жизнь там^**... Но все же было лучше, чем последнее время жизни Льва Николаевича. Тогда мы его выходили с любовью, а перед его смертью не привел мне бог походить за ним^***.

^* (Мать С. А. Толстой - Любовь Александровна Берс - скончалась в 1886 г. в Ялте и там погребена.)

^** (В Гаспре, в имении С. В. Паниной, в 1901-1902 гг. находился больной Л. Н. Толстой.)

^*** (Чтобы предохранить тяжело больного Л. Н. Толстого от излишних волнений, С. А. Толстая, по совету врачей, не была допущена к нему во время его пребывания на ст. Астапово.)

Ну, прощайте, до свидания! Во мне так глубоко и неутешно живут тяжелые воспоминания, что я не могу даже и в письме их не упомянуть. Но мне здесь хорошо с любовью моих двух милых Татьян^*, и с солнцем. Желаю вам, Валентин Федорович, всего, всего лучшего!

^* (Татьяна Львовна Сухотина и ее дочь Татьяна Михайловна.)

Сейчас получила ваше длинное и интересное мне письмо, дорогой Валентин Федорович. Оно, как часто бывает, побывало в Харькове.

Очень сожалею, что Медведев^* вас покинул; я все время думала, что ему очень трудно ходить пешком 6 верст ежедневно; но этому так легко было помочь; у нас есть всегда свободные лошади, и мы могли бы его отвозить.

^* (А. Н. Медведев - временный помощник В. Ф. Булгакова по описанию яснополянской библиотеки Л. Н. Толстого.)

Нельзя ли будет наладить на помощь вам ту барышню, которую я возьму, как только приеду? Хотя бы на механическую какую-нибудь работу.

Беспокоит меня, как всегда, как вы с Салтановым^* питаетесь? Ездил ли повар в Тулу? Хотя я решила вернуться домой 2-го октября, но до сих пор не уверена, поеду ли. Сейчас идет мокрый снег, дорога из Мценска была и так ужасна, и мы с Верочкой^** трудно ее перенесли, а теперь будет еще хуже, и меня это смущает. На Бла годатную же ехать надо ночью, или приезжать в Тулу ночью - это еще хуже.

^* (Художник С. Н. Салтанов (1870-1917), страстно любивший Ясную Поляну, подолгу проживал там и создал серию талантливых пейзажей. Часть их находится в Москве, в Музее Л. Н. Толстого.)

Если я не приеду 2-го, то пришлите мй 5-го в 5 часов дня на Засеку. Очень уж обижаются здесь, все, что я собираюсь уехать от 4-го октября, рождения Татьяны Львовны.

Еще не знаю, что решу, и многое зависит от погоды и здоровья. Верочке здесь нравится, она здорова, о чем сообщите ее родителям.

Я не знала, что Вал. Булгаков сообщил о моей книге в Томск. За доброе его намерение я благодарна, но распространения этой книги мне почему-то совсем не хочется^*.

^* (Имеется в виду одобрительная рецензия В. Ф. Булгакова в газ. "Сибирская жизнь" (Томск) на книгу, составленную С. А. Толстой "Письма гр. Л. Н. Толстого к жене". М., 1913. В книгу, наряду с другими, вошли и письма Толстого периода семейного разлада и его ухода из Ясной Поляны.)

Здесь я все время занята своей Автобиографией^*. Читала ее вчера дочери и Мих. Серг-чу^**, и он очень одобрил. Сегодня я исправила те неточности и нежелательные для печати места, которые мне указали.

^* (С. А. Толстая составляла свою автобиографию для задуманного С. А. Венгеровым академического издания Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого. Издание не состоялось. Автобиография С. А. Толстой была напечатана в 1921 г. в журнале "Начало", № 1. Ред. и примеч. В. Спиридонова.)

Наехало сюда много гостей: все четыре сына Сухотиных, их две жены, внук Мих. Серг-ча и проч. Обедали до 14 человек, а повар лежит больной, что доставило немало хлопот Татьяне Львовне; но она очень распорядительна и умеет все устроить. Сегодня Мих. Серг. уехал на Земское Собрание.

Не унывайте, дорогой Валентин Федорович; может быть, из Москвы найдем вам помощника, а то и я могу вам помогать.

Шлю Вам и Салтанову свой привет. До свидания.

Дорогой Валентин Федорович, здесь у всех грипп, начиная с Танюшки, попали и мы с Верочкой под эпидемию: у меня сильный насморк и болит с утра голова. У Веры пока то же самое, но насморк небольшой. Ехать немыслимо 35 верст в таком состоянии, и видно судьба провести здесь рожденье Татьяны Львовны. 4-го, 5-го октября пускай выедет за нами Андриан^* на Засеку в 5 часов дня. Надеюсь, что к тому времени мы будем здоровы.

Хорошо бы, если бы без меня отпустили повара по его просьбе^*, может Авдотья^** или Афанасьевна^*** три дня позаботится о вас; теперь и Медведева нет. Еще прошу Афанасьевну велеть рубить капусту. Меня многое дома заботит, но не решаюсь ехать студить Верочку и себя. Как вы поживаете?

^** (Авдотья, яснополянская крестьянка, "людская кухарка".)

Книгу Лине^* я давно послала. Нужели она пропала?

Благодарю вас, дорогой Валентин Федорович, за ваши письма. Я получила в Петербурге уже два с подробным описанием содержания полученных писем^*. Вы слишком добросовестно и подробно их излагаете; я вас просила перечитывать их только для того, чтобы не пропустить чего-нибудь выдающегося или очень нужного, но таких бывает мало. Я рада, что у вас побывали ваши друзья, не так уж вам одиноко в Ясной Поляне. Антонина Тихоновна^** по-видимому загуляла в Москве, а я уже мечтаю о яснополянской тишине и рада буду вернуться к своим занятиям и жизни дома, хотя здесь все очень добры и любезны^***.

^* (Уезжая из Ясной Поляны, Софья Андреевна обыкновенно поручала мне распечатывать все получавшиеся в ее отсутствие на ее имя письма и сообщать ей краткое содержание. Примечание В. Ф. Булгакова.)

^*** (С. А. Толстая имеет в виду семью своей сестры Т. А. Кузминской.)

Сегодня сдала Венгерову свою автобиографию, он сделал замечание, что я не довольно пишу о возраставшей славе Льва Николаевича во времена появления в печати "Войны и мира" и "Анны Карениной", и слишком мало пишу о влиянии моем и участии в творчестве моего мужа. Просит написать еще главу в таком духе. Но я не чувствую себя способной это сделать; когда буду дома, попробую это сделать, не надеясь на успех.

Вернуться предполагаю во вторник, в 12 час. дня в Тулу, куда и вызову по телеграфу лошадей. Кстати получу, может быть, и пенсию^*.

^* (С. А. Толстая получала свою пенсию в Туле.)

Ничего интересного еще не видала и не слыхала, о чем сожалею. Вижу родных и кое-кого знакомых старых. Здесь морозно, снег выпал и совсем не похоже на весну; вероятно, и у нас так же. Если Нина^* вернулась, поклонитесь ей от меня, а пока прощайте, до свидания. Будьте здоровы и не унывайте.

Сегодня приехал сюда Андрюша^* с семьей, но я его еще не видала.

17 марта 1914 г. (В Ясной Поляне, из комнаты в комнату)^*

^* (Это письмо вызвано единственной, хотя и серьезной размолвкой, происшедшей между мною и Софьей Андреевной. Причиной размолвки были резкие и раздражительные отзывы Софьи Андреевны о Льве Николаевиче. Приводимое письмо написано в ответ на следующее мое письмо к Софье Андреевне, посланное ей в тот жe день из комнаты в комнату:

Письменный ответ Софьи Андреевны не удовлетворил меня, и я решил покинуть Ясную Поляну. Только вмешательство в этот инцидент и увещания добрейшей В. В. Нагорновой (племянницы Льва Николаевича, дочери его сестры Марии Николаевны Толстой) побудили меня изменить свое намерение и остаться. Первое время в наших отношениях с Софьей Андреевной чувствовалась некоторая принужденность, которая, однако, постепенно все сглаживалась и, наконец, совсем исчезла. Примечание В. Ф. Булгакова.)

Вы очень ошибаетесь, Валентин Федорович, что мысли и слова мои были обращены к вам; я совершенно не имела вас в виду и не считаю себя обязанной считаться с мнением посторонних. Я беседовала с Варварой Валериановной^*, и потому резкая речь ваша была для меня неожиданностью, тем более, что я не желала касаться ваших взглядов и убеждений, и не давала этим права возражать мне. Ведь вы начали с вашего негодования на мое упоминание о молебне^**. Ваше же полное непонимание меня и моего отношения к мужу я давно усмотрела в вас; оно мне и не нужно.

^** (2 сентября 1910 г. в отсутствие Л. Н. Толстого, находившегося у дочери Т. А. Сухотиной в Кочетах, Софья Андреевна устроила в яснополянском доме молебен с водосвятием для изгнания "нечистого духа", каковой олицетворялся, в ее тогдашнем представлении, В. Г. Чертковым. Тогда же она убрала из кабинета Толстого портрет В. Г. Черткова.)

Вы со злобой (по-христиански, верно) кричали о моем осуждении Льва Николаевича, на мои слова, что веками создается такой человек, как Лев Николаевич, проповедующий людям добро и любовь, и даже такой учитель попал в сети зла под конец его жизни.

"В доме завелась "вражья сила", и "Чертков во многом виноват", - писала мне Марья Николаевна, сестра Льва Ник-ча. То же говорила я.

Признаюсь, что горячность вашу и злые слова могу еще объяснить как характер, но угрозы ваши о возражениях, как бы рыцарски высказанных вами мне, прожившей с мужем 48 лет, - мне просто смешны и мелочны.

Я совершенно согласна никогда с вами не говорить ни о чем больше, как о необходимом, испытав вашу заносчивость и полное непонимание меня.

Очень жаль, что вы так легко разрушаете добрые и хорошие отношения с людьми.

Получили мы ваше открытое письмо с дороги, а теперь ждем уже известия с места. Как доехали? Как застали своих? Мы тут о вас часто вспоминаем; приехал 18-го мой сын Лева с двумя мальчиками: Китой и Палей, которые очень милы; они вам все трое кланяются и жалеют, что не увидят вас в это лето. Мальчики копают у флигеля огород, гуляют, играют в крокет, и говорят, что точно они всегда тут жили, и что в Ясной Поляне очень хорошо.

Навестил меня и Андрюша^*, а сегодня еще Саша^** с Варварой Михайловной^***. В воскресенье 25-го приедет и вся остальная семья Доры^**** и Левы, так что всех их будет 11 человек, кроме нас, и я робею^*****.

^**** (Д. Ф. Толстая (рожд. Вестерлунд), жена Л. Л. Толстого.)

^***** (С. А. Толстая "робела", что при обилии гостей она не сможет их всех угостить и разместить как следует (обычная ее забота). Примечание В. Ф. Булгакова.)

Сегодня был неожиданный гость - из "Русского слова" - Влас Михайлович Дорошевич, который едет на автомобиле до Севастополя. Ходили с ним на могилу, много болтали, а зачем он приезжал - неизвестно. После обеда уехал, очень, видно, довольный. Все время посетителей очень много: и в доме в день Вознесения перебывало около 150 человек; а потом экскурсия девиц в 62 человека с тремя руководителями, из которых один Чехов; не знаю, как он относится к писателю.

Все та же солнечная, красивая весна, все еще пышно цветет сирень, но осыпались яблони. Для жизни весна прелестна, но засуха ужасная, и народ везде молится и огорчается на плохие всходы.

Антонина Тихоновна шлет вам свой дружеский привет. Она что-то похудела и побледнела, и мы огорчаемся на нее. Меня посетила на днях ее милая мать.

Далеко вы заехали, и в такой, другой совсем обстановке, вероятно побледнели все воспоминания о пережитом в Ясной Поляне тихом и однообразном прошлом.

Сегодня на могиле встретили Медведева с учредителем народных спектаклей^*...

Ну, прощайте, Валентин Федорович; передайте мой поклон вашей матери и сестре, вам жму руку и желаю радости и всего хорошего. Лева громко играет на рояле и мое письмо плохое.

Получила ваше третье письмо, дорогой Валентин Федорович, а пишу вам второе. Очень я это время засуетилась и захлопоталась. Устроить такую большую семью, как семья Левы, оказалось совсем не легко, и мы с Дорой Федоровной положили немало труда. Но дети очень милы, добродушны, умны и умеют сами заниматься. Очень много все играют в крокет. Ваши приветствия Леве и детям я передала, и они вас благодарят и кланяются вам. Жаль, что вас теперь тут нет. Леве было бы с вами очень приятно, а то его окружают только женщины.

В Троицын день приезжал Андрюша^* с женой и дочкой, привезли еще своих гостей: Матвеевых супругов и Оссовецкого. Потом приехала Саша с Варварой Михайловной и каким-то юным агрономом и, наконец, в 5 час. дня прикатила вся семья Левы. Можете себе представить, что это было за необычное, шумное, давно не виданное в Ясной Поляне оживление. Меня все это очень утомило, и хотя я и рада детям и внукам, но мне жаль своего сосредоточенного, серьезного настроения, которое заставляло меня чаще думать о душе, о смерти и настраивать себя на молитву.

Меня удивило ваше отношение к жизни в Сибири, т. е. к тому, что чувствуется в Томске тот провинциализм, от которого вы уже отвыкли, живя в Москве и потом и в Ясной Поляне при Льве Николаевиче и при всем, что касалось его. Конечно, это всё другое, но ведь и вы другой, и вы растете умственно, делаетесь требовательнее к жизни и то, что сильно впечатляло вас раньше, теперь уже отжито. Как то повлияет на вас ваш Кузнецк^*, тоже идеализированный так сильно вами. А природа везде хороша. У нас теперь тоже прекрасна, хоть сирень отцвела и стало даже холодно сегодня, что очень сердит Леву. С его детьми приехала француженка, которая хорошо играет на скрипке. И сегодня я с ней играла часа полтора: она на скрипке, я на рояли. Выходило очень недурно, а мне доставило это большое удовольствие. Хороши сонаты Вебера со скрипкой, и некоторые Моцарта и Шуберта.

^* (Кузнецк (ныне Новокузнецк, Кемеровской области) - родина В. Ф. Булгакова, куда он собирался переехать из Томска.)

Мне смешно было, что вы в вагоне своим пеньем очаровали какого-то батюшку и что он советовал вам не зарывать таланта.

Ну, прощайте, пишу ночью, как обычно мне, все спят, тишина и грохот поезда, ворвавшийся в это ночное безмолвие.

Передайте мой поклон вашей матушке и сестре, вам желаю всякой радости.

Где вы? что вы? Вернулись ли из своего любимого и дорогого Кузнецка? Нагляделись ли на дикие пионы и на красоту гор и сибирской природы? На ваше последнее письмо я вам еще не отвечала, потому что вы уезжали из Томска, а теперь, верно, уж вернулись, и я жду известий о вас и описания ваших путешествий.

У нас в Ясной жизнь очень полна и шумна, и подчас я пугаюсь, что чувствую себя за всё и за всех ответственной, а не ошибиться ни в чем, поддерживать со всеми хорошие отношения и приглядываться к жизненным требованиям и желаниям и невзгодам всего многочисленного населения Ясной Поляны подчас трудно и мне не по годам и не по силам. Нина моя стала что-то очень нервна и даже истерична, и меня это беспокоит; Лёва, как всегда, очень изменчив в своем настроении: то уныл и во всем разочарован, а то и доволен и весел, - но всегда неудовлетворен.

Дети и Дора очень милы, на все радуются, живут полной жизнью, и мне так приятно, что я слышу весь день вокруг себя детские голоса и новую молодую жизнь.

Особенно все любят ездить купаться; на Воронке построили великолепную купальню, вода чистая, место красивое, и все учатся плавать, всякий стараясь выучиться раньше других. Смех, крик, веселье непрерывное. Сегодня день рождения Саши и все ездили к ней^* на шоколад в трех экипажах (два прислала она). Пили шампанское, ели пироги, фрукты, конфеты, гуляли, и все остались довольны. Видела там Беленького, он, бедный, получил обвинительный акт^**; что-то будет! Очень его жаль; такой он тихий и добрый. У Чертковых был доктор Беркенгейм, советует Гале осенью ехать за границу. Мотька^*** тоже что-то нездорова; а будут ли они жить в Москве, как предполагалось, или останутся в Телятинках, Беленький не знает.

^* (Имеется в виду поездка в новое имение А. Л. Толстой близ Тулы, приобретенное ею после продажи усадьбы в Телятинках и названное "Новая Поляна".)

^** (С. М. Беленький - переписчик Л. Н. Толстого и сотрудник В. Г. Черткова - привлекался к суду за распространение запрещенных сочинений Л. Н. Толстого. В наст. изд. ему посвящен отдельный очерк.)

^*** (Мотька - М. П. Кузевич, жена В. В. Черткова, крестьянка дер. Ясенки, Тульской губ.)

У нас все время была страшная жара, и только вчера выпал дождь. Засуха погубила много всякой растительности и способствовала пожарам. Семья Левы пробудет до 9-го июля, а потом приедет моя сестра Кузминская с мужем. 28-го собираюсь к Сереже^*, но ничего о нем и его семье не знаю; был слух, что она все еще в Москве. Вот охота была сидеть в городе!

^* (Имеется в виду поездка к С. Л. Толстому на день его рождения.)

Ну вот и кончаю письмо, интересного мало сообщила вам. Никого у нас не было, ничего не случилось. О вас все вспоминаем и все вам кланяются; ждем вас домой.

(Штемпель: "Просмотрено Помощником Начальника Тульск. Губ. жанд. Упр. в Богор., Кашир. и Алексин, уездах, 19 май 1915 г. Подполковник Демидов").

Очень была рада получить от вас письмо, Валентин Федорович. Я нашла его в Ясной по возвращении из Москвы, куда уехала и Татьяна Львовна с дочкой. Поступила Татьяна Львовна в санаторию Щуровского, близ станции Подсолнечное; здоровье ее так стало плохо, что пришлось серьезно им заняться. Меня это очень огорчает. Был у меня сегодня и вчера сын Андрюша, который получил повышение по службе^* и опять уехал в Петроград. Остались мы пока жить вдвоем с Ниной. Миша^** на войне; у них умер пятилетний сын Миша. А у Ильи умер его девятилетний сын Кирюша, что очень огорчило мать и всех нас. Саша все еще на войне^*** в Каракелиссах, и вид страданий больных и раненых ее очень утомил, хочет на время приехать отдохнуть и повидаться с нами.

^* (А. Л. Толстой служил в Петербурге в одном из учреждений министерства финансов.)

^*** (А. Л. Толстая служила в то время сестрой милосердия в действующей армии на Кавказе.)

Меня иногда мучит совесть, что я вас удерживала от стремления вашего идти в санитары^*. Мне хотелось, чтобы вы кончили работу в библиотеке, а потом шли бы на доброе дело ухода за страждущими. Жаль! Хотя вы пишете, что бодры и готовы переносить всякие невзгоды, но, конечно, вам очень тяжело и я жалею вас всей душой, хотя продолжаю не сочувствовать вашему поступку^**.

^* (В начале войны В. Ф. Булгаков собирался добровольно отправиться на фронт санитаром.)

^** (Наряду с этим заявлением С. А. Толстой необходимо отметить, что она сама была искренне убежденной противницей войны вообще. Возможно, что она не находила удобным, изъясняться иначе в письме, шедшем в тюрьму через жандармское управление. Примечание В. Ф. Булгакова.)

Вчера еще, вернувшись из Москвы, я написала сыну Сереже о том, о чем вы просите, т. е. что не может ли Толстовское Общество найти вам защитника^* и поспешить с этим делом. С своей стороны я хлопотать не могу, не знаю как; слышала, что в Москве хлопочут об этом. Татьяна Львовна много трудилась, но теперь она бессильна по нездоровью.

^* (В предполагавшемся процессе над авторами антивоенного воззвания.)

Очень жалею я милого, кроткого и самоотверженно-деятельного Душана Петровича. Упрекаю вас, что вы подвергли его такой участи и взяли его подпись^*. Весь народ вокруг Ясной очень жалеет его и бедствует без медицинской помощи. Вчера был случай в деревне, где нужна была немедленная хирургическая помощь, а подать ее некому, и вероятно больной умрет. И много таких случаев и это на вашей совести. И самого его, Душана, жаль; он не молодой, слабый.

^* (Д. П. Маковицкий вместе с другими последователями Толстого подписал антивоенное воззвание и также находился в тюрьме.)

Вашу мать я, к сожалению, не видала, мне бесконечно жаль ее^*.

^* (Моя мать приезжала в Ясную Поляну из Сибири в отсутствие Софьи Андреевны. Примечание В. Ф. Булгакова.)

Почему вы решили, что то, что вы сделали это fais се que doit^*... а может быть совсем не doit, т. е. не нужно было. Впрочем, простите; вместо утешения я только расстраиваю вас. Помоги вам бог до конца вынести то, что вы переживаете, и продолжать верить в пользу ваших мыслей и поступков.

Живу я грустно, за всех болею сердцем и чувствую свое семидесятилетнее бессилие во всем. Ниночка вам кланяется, а я желаю всего лучшего. Вы спросили о судьбе рукописей. Я все свезла в Румянцевский Музей^*, но ничего не разобрано, не готово помещение. Прощайте, бог даст, когда-нибудь увидимся, хотя у меня уже нет будущего.

^* (Как раз около того времени Софья Андреевна, по решению сената, получила право, оспаривавшееся также ее дочерью А. Л. Толстой, на распоряжение рукописями Л. Н. Толстого, хранившимися в московском Историческом музее. Недовольная тем, что в свое время администрация Исторического музея оказала некоторое внимание притязаниям Александры Львовны, Софья Андреевна перенесла все рукописи на хранение в московский Румянцевский музей. Впоследствии между нею и дочерью было достигнуто соглашение по вопросу о праве и порядке обработки и использовании рукописей. (Примечание В. Ф. Булгакова). В настоящее время рукописи Л. Н. Толстого хранятся в Гос. музее Л. Н. Толстого.)

13 августа 1915 г. (Из Ясной Поляны в Тулу, в тюрьму)

Получила сегодня ваше письмо от 8-го августа, дорогой Валентин Федорович. Огорчилась, что здоровье ваше стало так плохо. Еще бы! Столько месяцев тюрьмы! Но и без тюрьмы люди измучились и изнервничались от этой ужасной войны, избегнуть которой не было и нет возможности.

В настоящее время сердце мое отдыхает, пока Миша с семьей в деревне, отпущен на поправку после тяжелой кишечной болезни. Саша же пока здорова, ехала уже домой, но дорогой заболел вновь сопровождавший ее в трудах - Онисим Денисенко^* и они задержались в Тифлисе. Две Татьяны с мисс Вельс^** в Кочетах, поехали к 8-му августу, дню годовщины смерти Михаила Сергеевича^***. У меня гостила 5 недель Н. А. Лютецкая^**** и уехала раньше срока ее отпуска, потому что соскучилась по мясу. Странные бывают люди! Рядом тысячи людей истинно страдают от разных причин. А при нашем вегетарианском роскошном столе страдать трудно.

^* (Студент О. И. Денисенко, внучатый племянник Л. Н. Толстого, служил в одном санитарном отряде с А. Л. Толстой.)

^**** (Н. А. Лютецкая, сотрудница Гос. музея Л. Н. Толстого в Москве.)

Вы спрашиваете меня, был ли переплетен особый томик любимых Львом Николаевичем сочинений Чехова. Я совсем этого не помню. Помню, что Л. Н. очень любил Чехова, но вдруг что-нибудь ему не понравится, он отзовется о Чехове отрицательно^*.

^* (Л. Н. Толстой высоко ценил творчество А. П. Чехова. 8 августа 1895 г. Чехов впервые посетил его, после чего Толстой писал сыну, Льву Львовичу: "Чехов был у нас, и он понравился мне. Он очень даровит, и сердце у него, должно быть доброе" (Толстой Л. Н., т. 68, с. 158). В 1901-1902 гг. Чехов навещал больного Толстого в Крыму, в Гаспре. Толстой с интересом читал появлявшиеся произведения Чехова и о многих из них отзывался с большой похвалой. Из однажды отмеченных им тридцати лучших рассказов Чехова, пятнадцать он выделил, как "первый сорт" ("Детвора", "Хористка", "Беглец", "В суде", "Ванька", "Злоумышленник", "Спать хочется" и др.). Рассказ "Душечка" он издал со своим хвалебным предисловием в "Посреднике". Вместе с этим Толстой иногда упрекал Чехова в отсутствии религиозно-нравственного миросозерцания: "Такой большой талант, и во имя чего он писал?" (Гусев Н. Н. Два года с Толстым, М., 1973, с. 179).)

Стихи ваши трогательные я получила и прочла с удовольствием^*. Вы, верно, знаете тоже сочинение "Мать", переведенное на множество языков^**. Трогательно и стихотворение Некрасова, в котором он пишет, что самые тяжелые и горькие слезы "то слезы бедных матерей"^***. Хорошо, что хоть кто-нибудь на свете это понял. А то большинство к матерям относится или совсем равнодушно, или с насмешечкой, что матери чего-то не понимают и чему-то не сочувствуют.

^* (Стихи В. Ф. Булгакова, написанные в тюрьме и посвященные матери, неизвестны.)

^*** (Имеется в виду стихотворение Н. А. Некрасова "Внимая ужасам войны" (1855 г.). В нем - след. строки:

(Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем. Т. 1. М., 1948, с. 148).)

Перечла еще раз ваше письмо, и, к сожалению, о Чехове мало могу сообщить. Помню, что одно время Л. Н. очень им восхищался, но потом как будто стал холоднее к нему относиться. Да ведь последнее время жизни своей он вообще интересовался больше книгами духовного и философского содержания и (только) изредка читал другое.

Была я вчера в Овсянникове, видела Ивана Ивановича Горбунова и его семью; они все милые и занятые люди. Он очень много работает в своем "Посреднике" и в изданиях "Маяка".

Сегодня едем с Антониной Тихоновной к ее родителям, поздравить батюшку Тихона Агафоновича с днем его именин. Ант. Тихона все живет со мной и просила меня вам кланяться. Она по моему примеру рисует полевые цветы Ясной Поляны^* и очень хорошо. Сама я специально ничем не занята; приказчика Юр. Ив.^** взяли ведь на войну, и я должна хозяйством заниматься. В эти дни составляла каталог мелких брошюр Льва Николаевича, которые служили мне материалом для моего 12-го издания^***. Жизнь наша очень тиха, однообразна и грустна. Мировые события измучили всех. Мы много гуляем, ходим за грибами, которых очень много было, так же как яблок. Мало интересно мое письмо, но ничем не могу утешить и подбодрить вас. Вы молоды, может быть, еще много вам радости впереди. А мы, старики, в горе потухаем.

^* (В последние годы своей жизни С. А. Толстая сделала не сколько прекрасных альбомов с акварельными зарисовками (в натуральную величину) цветов, грибов и осенних листьев Ясной Поляны. Альбомы хранятся в Гос. музее Л. Н. Толстого в Москве и в Музее-усадьбе Ясная Поляна.)

^*** (12-е издание Собрания сочинений Л. Н. Толстого в 20 томах. Вышло в свет в 1911 г.)

7 октября 1915 г. (Из Ясной Поляны в Тулу, в тюрьму)

Сегодня получила ваше письмо от 28 сентября, дорогой Валентин Федорович, и рада была узнать, что вы здоровы и не слабеете духом. Скоро будет то роковое число (28), в которое ушел из дому Лев Николаевич и в которое увезли вас^*, Год в тюрьме! как это должно быть тяжело.

^* (Известно, что число 28 часто повторялось в жизни Льва Николаевича: он родился 28 августа 1828 г., ушел навсегда из Ясной Поляны 28 октября и т. д. Арест мой в Ясной Поляне за составление и распространение воззвания против войны, произведенный 28 октября 1914 г., совпал именно с днем и даже месяцем ухода Льва Николаевича в 1910 г. Примечание В. Ф. Булгакова.)

Сегодня принесли мне из флигеля, где поселилась с дочкой и англичанкой Татьяна Львовна, целый большой ящик с книгами и два небольших с периодическими изданиями. Этот ящик был привезен еще из Москвы, и теперь я должна все это разобрать, распределить по еще не занятым полкам и шкапам, перенесенным из флигеля. Работа мне предстоит большая, я надеюсь на помощь Ант. Тихны, но сколько раз помяну вас и пожалею, что не вы исполните эту скучную работу, которую вы исполняли так добросовестно. Я не помню, что в этом ящике, кажется, больше учебники; их надо просто бросить. Я очень надеялась, что ваша бедная мать, столько огорчавшаяся, выхлопочет взять вас на поруки, да, видно, неразрешимо и ей^*. А когда будет конец нашим ожиданиям о решении вашей участи и участи Душана Петровича - неизвестно.

^* (Софья Андреевна и Сергей Львович Толстые, а затем и мать Булгакова, возбудили ходатайство о временном освобождении В. Ф. Булгакова из тюрьмы под залог. Тульское жандармское управление отказало в этой просьбе.)

Вернулась моя Саша с войны, получила Георгиевскую медаль за свою службу сестрой милосердия, и, отдохнувши и поправив здоровье, снова стремится на войну в том же звании сестры милосердия. Миша мой тоже на войне в Дикой команде, там же, где Великий Князь Михаил Александрович, о котором он говорит с большою любовью и уважением, и я рада, что Миша в таких счастливых условиях. Его две дочери, 12 и 10 лет^*, гостят сейчас у меня в Ясной Поляне, чему очень рада Танечка Сухотина. Навещал нас раза два Андрюша; он на службе в Петрограде и на днях едет туда и его семья. Сережа в Москве с семьей, Илья где-то путешествует по России по своим делам, а сын его, Андрей, па войне получил два Георгия, чин прапорщика и еще что-то, и его все очень хвалят за храбрость, и за хорошее поведение, и я рада, что взявши на себя известный долг, он его исполняет хорошо. Брат его Миша в плену у австрийцев, еще брат Илюша плавает у берегов, кажется, Японии.

^* (Татьяна Михайловна (р. 1903 г.) и Александра Михайлов на (р. 1905 г.) Толстые.)

На Засеке поместили 400 человек беженцев. Я им хочу послать картофелю и капусты. По вечерам мы все шьем рубашки детям беженцев и делаем респираторы от удушливых газов, пускаемых немцами.

Люди у меня живут все те же, только приказчика взяли на войну, хозяйничают садовник, жена приказчика и я, что очень мне скучно и трудно.

Ну вот все я вам написала из моей несложной жизни. Собираемся читать вслух романы Сенкевича.

Хорошо, что у вас есть возможность читать русских авторов; это и приятно и воспитательно. А вы по натуре филолог и литератор; только бы скорей вас выпустили. Нельзя ли как-нибудь помочь?

Жму вашу руку, дай вам бог бодрости и здоровья.

Многоуважаемый и дорогой Валентин Федорович,

Сегодня четверг, и было несколько посетителей. Теперь с санным путем и потом приближением весны будет их еще больше и больше. И вот я решила написать вам, как заведывающему Толстовским Музеем, чтобы вы сделали все зависящее от вас для повторения книжечек "Ясная Поляна"^*. Спрос на них, так же как на открытые письма, очень большой. Можно назначить на книжечки и на открытки повыше цены: 50 коп. за книжку и 7 и 8 коп. за открытки с изображением могилы, дома или самого Льва Николаевича. Но особенно нужны и нравятся всем книжечки "Ясная Поляна".

^* (Речь идет о кратком путеводителе по Ясной Поляне, составленном С. Л. Толстым и А. Е. Грузинским, изданном Толстовским обществом в Москве.)

Благодарю вас за присылку мне афиш Толстовских вечеров. По-видимому, первый, детский, имел большой успех. Все отзывы в газетах я вырезала и вклеила в свою большую книгу вырезок^*. Равно и отзыв о вашей работе по Яснополянской библиотеке^**.

^* (Еще в последние годы жизни Л. Н. Толстого Софья Андреев на завела большие альбомы, в которые вклеивала вырезки газетных статей и заметок о Толстом. Альбомы хранятся в Музее-усадьбе Ясная Поляна.)

^** (Статья В. С. Боднарского в газ. "Русские ведомости", 5 ноября 1916 г.)

Напишите мне, пожалуйста, о здоровье вашей матери. Мне никто об этом не пишет, только раз, давно, намекнули, что она поправляется. От души желаю, чтобы и дальше было так же, и надеюсь, что она уедет домой совсем здоровая.

Сама я уже недели две страшно кашляю, ночи не сплю, голова и все члены разбиты, и потому, пожав вам руку, бросаю писать. Письмо вышло путанное, дурно написанное, но очень хотелось написать о книжечках; они очень Л. Н. Толстой. 1907 г. Фотография В. Г. Черткова нужны. Но в них вкрались ошибки, которые нужно исправить, и нужно напечатать адрес, где их можно купить. Ну, и прощайте, будьте веселы, добры и здоровы.

5 декабря, вечер, 1916 г. (Из Ясной Поляны в Действующую Армию)

Большая радость мне была ваше письмо, дорогой Валентин Федорович, особенно еще потому, что вы пишете мне и о Саше. Как хорошо, что она здорова и так полезна и деятельна^*! Мы, было, поджидали ее домой, да, видно, трудно оставить дело. У нас очень тихо и одиноко. Варвара Валериановна^** уехала к себе в деревню, где одиноко живет ее дочь. Без Вареньки не с кем в 4 руки играть и по вечерам читать вслух. Обедаем мы только вдвоем с Душаном Петровичем и большею частью молча. По воскресеньям, как и прежде, обедают у меня мои две Танечки, мисс Вельс и вновь поступившая курсистка, которая учит Танюшку.

^* (А. Л. Толстая состояла начальником санитарного транспорта на Западном фронте. Я, по выходе из тюрьмы и по окончании в марте 1916 г. "толстовского процесса" (закончившегося оправданием подсудимых) служил в отряде А. Л. Толстой в должности заведующего хозяйством базы. Примечание В. Ф. Булгакова.)

Вчера приезжал с какой-то барышней, раньше посетивший нас, Ник. Ник. Апостолов^*. Он делал мне множество вопросов, касающихся писания Льва Николаевича, особенно "Войны и мира". Потом достал из 17-го шкапа "Memorial de St. Helene"^** и вместе с барышней делал выписки с отмеченных Львом Николаевичем мест.

^** (Книга Де Лас-Каза "Мемориал острова св. Елены" служила Толстому одним из источников при изучении эпохи Наполеона I.)

Живем мы эти дни в тяжелом, напряженном состоянии по случаю известия об очень тяжелой форме брюшного тифа, которым болеет в Петрограде сын Левы - Никита. Лева в настоящее время с семьей в Петрограде и сегодня я получила от него открытое письмо, что Никита слаб. Но это письмо шло ровно неделю. Что-то теперь!

Вообще нерадостно живется на свете. Вчера весь день и ночью тяжело болела старая няня^*. Во втором часу ночи сижу в своей комнате, слышу странные звуки падения чего-то тяжелого. Это упала няня с постели. Ее всю трясло, поднялась рвота. Подняли, положили ее, и сегодня ей лучше. Сама я тоже несколько дней хворала резкой болью левой стороны спины, но теперь лучше.

Л. Н. Толстой 1907г. Фотография В. Г. Черткова

Л. Н. Толстой и В. Ф. Булгаков. Кочеты. Тульской губ., 1910 г. Фотография Т. Тапселя

Л. Н. Толстой с посетителем у крыльца яснополянского дома. 1909 г. Фотография В. Г. Черткова

Л. Н. Толстой и А. П. Чехов. Гаспра, 1901 г. Фотография П. А. Сергеенко

Л. Н. Толстой. 1909 г. Фотография В. Г. Черткова

Л. Н. Толстой и А. М. Горький. Ясная Поляна, 1900 г. Фотография С. А. Толстой

Л. Н. Толстой в кругу семьи. Ясная Поляна, 1884 г. Сидят (слева направо): И. Л. Толстой, Л. Н. Толстой с Андрюшей и Мишей, С. Л. Толстой, С. А. Толстая с Алешей на коленях и М. Л. Толстая; стоят: Т. Л. и Л. Л. Толстые. Фотография С. С. Абамелек-Лазарева

Л. Н. Толстой и И. Е. Репин. Ясная Поляна, 1908 г. Фотография С. А. Толстой

А вам-то с Сашей сколько приходится видеть страданий! Но в вашем характере есть большая способность к распорядительности, и я уверена, что вы будете очень полезны. А жаль, что пришлось, хотя на время, бросить Музей.

Письмо мое очень скучно и неинтересно. Но такова моя жизнь. Учу Танюшку по-немецки, пишу поденным квитки^*, переписываю для Тани ее рассказ^** и упорно сижу дома. От души желаю вам бодрости, здоровья и всего хорошего. Что Никитин^***? Скажите Саше, что я ее целую, радуюсь ее работе.

^* (Квитанции на получение денег за выполненную работу в хозяйстве Ясной Поляны.)

^** (Возможно, из очерков для будущей книги "Друзья и гости Ясной Поляны".)

^*** (Врач Д. В. Никитин, друг семьи Толстых, служил па фронте в отряде А. Л. Толстой и был тяжело ранен.)

Сонечка, моя внучка (Андреевна) желает иметь Полное собрание сочинений своего деда, Льва Ник-ча. Дайте ей из десяти, оставленных для меня экземпляров, один в 20-ти томах.

Еще просьба моя, о которой я вам уже писала, - это заплатить за склад, где хранились книги, 48 р. из денег, вырученных за книги, порученные Толст-му Общ. продавать. Мне очень строго пишут, требуя немедленного внесения платы; и пишут уже второй раз.

Я живу в больших хлопотах и неприятностях. Свобода сказалась во многих случаях - деспотизмом и неурядицей во всем^*. Что-то будет дальше?

^* (С. А. Толстая имеет в виду мелкие неурядицы во взаимоотношениях с некоторыми представителями местной власти.)

На месяц приезжают ко мне внуки, трое Мишиных детей с нянькой и прислугой. Во флигель приезжает на лето вся семья Эрдели, и Тат. Льв. семья с ними будет жить вместе. У меня гостит на все лето сестра Кузминская.

Чем мы все будем питаться - я совсем не знаю, нигде ничего купить нельзя и взять негде. Что бог даст!

Посетителей, главное солдат и офицеров, и учащейся молодежи бывает огромное количество. Вчера было около 150 человек, и я в свои 73 года, да еще с помощью Татьяны Львовны, страшно устаю.

Извините меня за мои просьбы, которые, я надеюсь вы исполните.

Преданная вам и желающая вам всякой радости.

Получила ваше письмо с просьбой о пожертвовании книг какому-то Солдатскому Обществу^*. Конечно, отказать опасно, сделаешь себе врагов. А между тем просящих бесплатно Полного Собрания Сочинений Льва Н-ча - очень много, и удовлетворить их очень трудно и разорительно. На этот раз поступайте, как думаете лучше. Ведь если дать книги одному солдатскому обществу, а отказать другим просящим - будет несправедливо и вызовет недовольство и ропот.

^* (Я просил Софью Андреевну пожертвовать один экземпляр полного собрания сочинений Л. Н. Толстого для библиотеки издательской комиссии Московского Совета солдатских депутатов, ввиду проявлявшегося среди членов и сотрудников комиссии особого интереса к писаниям Толстого. Примечание В. Ф. Булгакова.)

Сегодня же пишу в Библиографическое Общ. в Москве при Университете, что, согласно моему обещанию, давно данному Обществу, я жертвую в это Общество один экземпляр Полного собр. сочинений гр. Л. Н. Толстого, моего последнего издания.

Секретарь Общества придет к Вам в Музей за книгами с моей запиской.

Спасибо, что доставили книги Сонюшке^*; она, кажется, в восторге иметь Полное Собрание.

^* (Сонюшка - С. А. Толстая (в замужестве - Есенина), внучка Л. Н. Толстого.)

Передайте мою благодарность Надежде Александровне Лютецкой за сведения о книгах и портретах. Я еще ничего не сверяла и не учитывала. Страшно много мне дела всякого: корреспонденция, и более, чем когда-либо - число посетителей; и обшивание пленных и пр. и пр.

Сейчас гостят у меня трое внуков Михайловичей^* с немкой и горничной. Живет у меня и овдовевшая сестра Кузминская, и приезжали с войны Митя Кузминский^** и Ив. Ег. Эрдели, семья которого прожила у Татьяны Львовны две недели, но уезжает на юг 20-го мая. Очень у нас шумно и суетно. И письмо мое нескладно.

^* (Толстые Иван, Владимир и Александра Михайловичи.)

^** (Д. А. Кузминский, племянник С. А. Толстой.)

Резолюцию годичного собрания Толст.-го Общ-ва я не читала. Газеты по случаю страшной бури до нас не доходили; а потом их и не читали. Непременно прочту; спасибо, что написали об этом.

Привет ваш всем передан. Вас все поминают с симпатией, жалеют, что не собираетесь в Ясную Поляну. Может быть побываете? Жму дружески вашу руку.

Благодарю вас за присланные мне книжечки^*, которые должны пополнить нашу библиотеку. Как поживаете в эту страшную жару? Я думаю, что тяжело теперь в городе. У нас идет усиленная косьба, трава в нынешнем году превосходная. Очень утомляют посетители, особенно военные. Сегодня приходило с музыкой 400 человек.

^* (Серия сочинений Л. Н. Толстого, ранее запрещавшихся царской цензурой, изданная книгоиздательством "Задруга" с участием В. Ф. Булгакова.)

Всех пустить в комнаты Льва Николаевича, конечно, немыслимо. Я впустила 5 групп по 12 человек, конечно, поочередно, и еще музыкантов, доставивших нам удовольствие своей музыкой. Сейчас все они - солдаты, офицеры, полковник и проч. персонал - разбрелись и расположились в деревне^*.

^* (Это был не единственный случай во время войны, когда дом и могилу Л. Н. Толстого посещали военные части в полном составе. Примечание В. Ф. Булгакова.)

Жить все труднее и труднее. Ничего нельзя купить - ни муки, ни крупы, ни сахару; дают понемногу из потребительской лавки. А народу у меня много. Из Мишиной семьи: трое детей с немкой и прислугой; сестра моя Кузминская с прислугой. Варвара Валер-на, Душ. Петр., так что обедаем ежедневно, кроме прислуги - 9 человек, а по воскресеньям - 13 человек. Часто не знаешь, что и заказывать к обеду, а провизия быстро убывает.

С народом все труднее: молодежь груба, нахальна, ломают купальню, залезают свои же - в подвал, откуда совершают покражи. Девицы бунтуют, грубят. Чем это кончится - богу одному известно.

Я писала вам или Лютецкой (не помню) в Музей прислать мне книжечки "Ясная Поляна" для продажи. Можно бы много продать за это время, а ни одной нет. Теперь и портретов осталось мало. Завтра или послезавтра пошлю в Музей 70 рублей за все мной проданное. Остаются еще портреты и снимки с могилы. Так вы и не побывали у нас, дорогой Валентин Федорович. Жму вашу руку.

Не писала я вам, дорогой Валентин Федорович, и не благодарила за присланные книжечки и фотографии потому, что была нездорова; да и события, и положение всех дел в России - мучительно угнетают, отнимают энергию жизни, которая долго во мне жила, а теперь как будто вся утратилась.

Сегодня получила присланную вами газету с статьей Новикова^*. Этот милый человек в октябре 1910 года написал Льву Николаевичу письмо, отсоветовавшее ему уходить из дому. К сожалению, письмо это уже не застало Льва Николаевича. Новиков понимал своей простой, крестьянской мудростью, что хорошо и правильно, и что дурно^**. Кроме того, я думаю, что у него было доброе сердце, понявшее, что уход из дома и от семьи - был поступок не добрый. "On ne devient homme que par l'intelligence. On n'est homme que par le coeur..."^*** - сказал Амиель и был прав.

^* (Воспоминания крестьянина М. П. Новикова о его последней встрече с Толстым в октябре 1910 г.)

^** (Советуя Толстому не уходить из дому, М. П. Новиков имел, главным образом, в виду ожидающие его трудности вне привычных условий яснополянского быта.)

^*** ("Человеком становятся благодаря разуму. Но нет человека без сердца" (франц.).)

Кроме того, что всё, что вы мне посылаете, - мне очень интересно, я чувствую, что вы о нас, яснополянских жителях, иногда вспоминаете и не прекращаете дружеского общения с нами: Татьяной Львовной и мной с Душаном Петровичем.

Жаль, что вы не имеете возможности сбегать к нам и хоть немного отдохнуть с природой и друзьями.

Живем мы тихо, дружно, но очень сложно с продовольственной стороны. Купить даже почти ничего нельзя, и то, что было припасено, уж на исходе. Что буду делать - бог ведает!

Жму вашу дружескую руку с благодарностью за память и сердечной преданностью.

Сейчас Таня прочла нам вслух статью Новикова. Очень умно и хорошо она написана.

26 марта - 8 апреля 1918 г. (Из Ясной Поляны в Москву)

Очень благодарю вас, дорогой Валентин Федорович, за то, что беретесь устроить мое дело с Акционерным Обществом, и больше не иметь его и не платить за склад. Оставшиеся книги и всякие бумаги очень желательно положить в сарай при Музее, и постараться все продать. Завтра я постараюсь выслать деньги за склад и за сторожевое; счет я от них получила на днях.

Благодарю Правление Московского Толстовского Музея за скорую готовность помочь мне деньгами, за присылку 3000 рублей^*. Петр Алексеевич^** поспешил мне добыть денег, зная мои затруднения; но потом он выхлопотал мне и пенсию^***, и капитал по билету Торгового банка, так что деньги из Музея были уже лишними, конечно, пока только.

^* (Правление Толстовского общества в Москве, узнав о денежных затруднениях Софьи Андреевны, выслало ей авансом 3000 рублей в счет денег, следуемых ей за продававшиеся в Толстовском музее издания, выпущенные в свое время Софьей Андреевной.)

^** (Литератор П. А. Сергеенко оказал большие услуги делу сохранения Яснополянского дома и усадьбы в тяжелое переходное время в 1918-1919 гг.)

^*** (Софья Андреевна не знала, что я посетил вместе с П. А. Сергеенко управляющего делами Совета Народных Комиссаров В. Д. Бонч-Бруевича с целью ходатайствовать о возобновлении прекращенной после Октябрьской революции выдачи правительственной пенсии вдове Льва Николаевича. Благодаря сочувствию B. Д. Бонч-Бруевича, ходатайство это увенчалось успехом и, по постановлению Совнаркома, выдача пенсии была продолжена. Примечание В. Ф. Булгакова.

Постановлением Совнаркома РСФСР от 30 марта 1918 г. усадьба Ясная Поляна была передана в пожизненное пользование C. А. Толстой и ей была установлена постоянная пенсия.)

Все, что будет нами выручено с продажи книг и альбомов и всех бумаг, вы уплатите за долг Музею и сообщите со временем, сколько я должна буду доплатить.

Самое тяжелое в нашей теперешней жизни - это полная неизвестность судьбы завтрашнего дня. Купили семян, овса и клевера на 1700 рублей, буду сеять свое небольшое поле, а дадут ли снять овес крестьяне - неизвестно. Купила семян огородных, а придется ли собрать овощи для своего вегетарианского питания - тоже неизвестно. Живущих же в моей усадьбе, и господ и слуг, - очень много. Сена-клевера переворовали крестьяне более полубольшого стога, и теперь сена не хватит. Суда никакого теперь нет. На деревне идет целый день стрельба: стреляет молодежь, двух нечаянно ранили: одного мужчину и одну яснополянскую женщину. Призывали Душ. Петр-ча. Страшно даже гулять ходить. Жаловаться некому, да и бесполезно. Что меня больше всего тревожит, это то, что мы поедим всю заготовленную нами и купленную большей частью Петр. Алексеевичем Сергеенко провизию: муку, крупу, пшеницу, а достать и купить будет негде, и придется с голода умирать. И никто этого как будто не видит.

Несчастье - разгром Оболенских и их Пирогово^*, - очень осложнил жизнь, особенно моей дочери, бедной Татьяны Львовны. Хотя Оболенский старается все доставать, что возможно, но их с 4-мя детьми и прислугой 8 душ! Моя Таня очень добра к ним и благодушно относится к своим, случайно павшим на нее заботам, но ей трудно и мне жаль ее. У нее и денег мало. Оболенский же ровно ничего не предпринимает: читает газеты, играет с кем может в карты, курит и пользуется добротой Тани.

^* (Речь идет о конфискации помещичьей усадьбы быв. зятя Л. Н. Толстого - Н. Л. Оболенского, женившегося после смерти М. Л. Толстой на падчерице Татьяны Львовны - Н. М. Сухотиной.)

Эти дни я делала подробную опись комнат и вещей Льва Николаевича. Но вижу, что еще не довольно подробно. А эти дни меня измучила боль в спине, и я не могу работать. Мне ведь скоро 74 года! Старость не радость. Последнее время я много переписывала для дочери Тани ее письма ко мне. Их большое набралось количество. Каждый день я учу внучку Таню по-немецки. Но трудно преподавать язык без постоянного разговора.

Весна подвигается тихо; вид из окна еще зимний, везде лежит снег, дороги до шоссе еще мокро-снежные, а на шоссе - сухие - ни на чем нельзя ездить, а ходить приходится по воде.

Очень буду рада увидеть в печати вашу большую и добросовестную работу по составлению каталога яснополянской библиотеки. С очень хорошим чувством и благодарностью судьбе вспоминаю то время, когда мы тихо и дружно жили с вами, Ниной и Душ. Петр-чем, каждый занятый своей работой. Когда теперь я увидала ваш почерк в письме, - мне захотелось и вас повидать. Но теперь езда почти невозможна, а то мне и в Румянц. Музее было бы много интересной работы^*.

^* (Софья Андреевна имела в виду свою работу над мемуарами "Моя жизнь". Мемуары остались незавершенными. Хранятся в Отделе рукописей гос. музея Л. Н. Толстого.)

Ну, прощайте, дорогой друг, уж мое письмо слишком длинно, за что прошу извинения. Я теперь почти никому не пишу писем. Кому нужно читать о чужих горестях, когда у каждого теперь свое сердце наболело?

Спасибо вам за присланную мне вашу книгу^*. Постараюсь прочитать ее, так как очень ею интересуюсь. Но пишу "постараюсь" потому, что зрение мое очень падает, начинаю слепнуть. Ведь скоро мне будет 74 года!

^* (Булгаков Вал. Ф. Лев Толстой в последний год его жизни. Изд. 2-е, М., "Задруга", 1918.)

Мы все надеемся, что вы выберете времечко побывать в Ясной Поляне. Давно с вами не виделись.

Получила я письмо от Н. М. Жданова, который просит экземпляр Полного собрания Сочинений Льва Ник-ча продать ему. Я не знаю, остались ли у вас в Музее еще экземпляры. Продавать последние, по-моему, не следует. Если же их больше пяти, то можно один уступить Н. М. Жданову. Я бы написала ему самому, но совсем не знаю его теперешнего адреса. Письмо его ко мне шло очень долго, как и все письма в настоящее время. Пропадает также много, что досадно.

Скучаю я по Саше, давно ее не видала; а она, бедная, пишет, что всегда голодная, и материнскому сердцу это больно! Мы здесь еще не бедствуем. Спасибо П. А. Сергеенко, что старается добыть нам пропитание; но он стал хворать последнее время, а чем дальше, тем все труднее добывать; а на нашей усадьбе более 50 человек кормятся. Что будет дальше, богу одному известно! Как-то вы поживаете? Говорят, что вы много и очень красноречиво беседуете с посетителями Толстовского Музея.

Если вы знаете, дорогой Валентин Федорович, адрес Жданова, передайте ему то, что я вам пишу, и Полн. собр. соч. Льва Ник-ча. Я не помню, что сделали с остальными книгами в книжном складе, где находились мои книги. Увезли ли остальные, как предполагали, в сарай Толст. Музея, или все еще наш склад оплачивается, и не все вывезено?

Простите, что беспокою вас своими делами, но до Москвы я теперь никак не могу доехать.

Живется тяжело вообще; угрожает и нам даже, что но будет что есть зимой. Думаю по ночам о своих детях, внуках, друзьях, и так мучительно страдаю о всех.

Жму дружески вашу руку и вспоминаю всегда о вас с любовью.