Случай с Толстым в крепости Грозной

В январе 1853 года батарея, в которой служил Лев Николаевич, выступила в поход против Шамиля. Отряд, куда входила батарея, собрался в крепости Грозной (где, судя по записям писателя, происходили кутежи и картежная игра) и стоял там до тех пор, пока в начале февраля не выступил всеми силами с целью взятия сильно укрепленной позиции Шамиля на реке Мичик. Начавшаяся 17 февраля битва с участием артиллерии закончилась разрушением укреплений Шамиля. Вскоре экспедиция была завершена, и 27 марта Л. Н. Толстой вернул ся в станицу Старогладковскую.

Однообразная жизнь в станице, видимо, приелась писателю. Внимание его привлекает необыкновенно красивая казачка, которая жила в одном с ним доме. Но его увлечение остается без взаимности. Хотя в своей переписке Лев Николаевич нигде не упоминает о неудачной любви, но это особенно чувствуется по его грустным письмам. Об этом увлечении писателя подробно рассказывают Н. Гусев в своей книге "Молодой Л. Н. Толстой" и П. Бирюков в "Биографии".

Пятигорск пятидесятых годов XIX в.

Желая отвлечься от грустных мыслей, Лев Николаевич старается найти забвение в охоте, которой он страстно увлекался. На охоте его обычно сопровождал неразлучный спутник казак Епишка. Оба горячие охотники, они значительно удалялись от станицы, несмотря на то, что часто их подстерегала опасность: вот-вот из засады могли раздаться выстрелы абреков. Но Лев Николаевич не страшится их - часовые, стоящие на вышках, бдительны. Он бродит с Епишкой по логовищам, а порою, когда засада абреков обнаруживается и партия казаков летит предупредить их замыслы, Лев Николаевич присоединяется к казакам. Впоследствии он описал одну из таких стычек, оставившую на него неизгладимое впечатление...

"Чеченцы - их было девять человек,- сидели рядом, колено с коленом, и не стреляли.

Все было тихо. Вдруг со стороны чеченцев разда лись странные звуки заунывной пески, похожей на ай-да-ла-лай дяди Ерошки. Чеченцы знали, что им не уйти, и, чтобы избавиться от искушения бежать, они связались ремнями, колено с коленом, приготовили ружья и запели предсмертную песню". После отчаянного сопротивления чеченцы были перебиты; насмерть был ранен краса и гордость станицы, удалой джигит казак Лукашка^*.

^* (Л. Н. Толстой. "Казаки", глава XVI.)

Будучи свидетелем драмы, описываемой им в повести "Казаки", и кровопролитных боев, Толстой всем существом почувствовал отвращение к войне, проникнувшись в то же время уважением к простому солдату с его замечательными душевными качествами. Мучительные думы о том, во имя чего люди проливают кровь, зачем насмерть враждуют между собой, заставляют Льва Николаевича уйти, с военной службы.

Из официальной переписки, обнаруженной Янжулом и опубликованной им в статье "К биографии Л. Н. Толстого"^*, последовательно представлена вся переписка по "увольнению в отставку".

^* (Журнал "Русская старина", 1900, кн. 2.)

Здесь в рапорте дежурного штаб-офицера от 18 мая 1853 г. командиру 4-й батареи 20-й артиллерийской бригады подполковнику Алексееву^* читаем:

^* (Алексеев Н. П. - подполковник, батарейный командир Л. Н. Толстого.)

"Согласно желанию фейерверкера 4-го класса вверенной вам батареи графа Льва Толстого и по приказанию г. начальника артиллерии имею честь донести, что он на основании 56-й статьи 5 тома Свода военных постановлений может быть уволен от службы без именования воинским званием, а потому если пожелает этого, то не угодно ли будет вашему высокоблагородию войти о том с представлением по команде к г. начальнику артиллерии установленным порядком для сделания подлежащего распоряжения.

Капитан Мооро".

На рапорте резолюция:

"Согласно этого рапорта предлагаю его сиятельству фейерверкеру 4-го класса графу Толстому уведомить меня на сем же.

Полковник Алексеев.

№ 641

"Не имея намерения продолжать службу, имею честь покорнейще просить ваше высокоблагородие войти о том с представлением к г. Начальнику артиллерии на основании означенной в сем рапорте 56-й ст. 5-го тома Свода военных постановлений.

Фейерверкер 4-го класса граф Лев Толстой.

№ 18

ст. Старогладковская".

Брату Сергею он пишет: "Я подал в отставку, и на днях, т. е. месяца через полтора, надеюсь свободным человеком ехать в Пятигорск, а оттуда в Россию".

Но выйти в отставку в военное время было не так легко: представление пошло "по начальству", а до получения увольнения Лев Николаевич вновь присоединился к отряду, находившемуся в районе крепости Грозной Здесь он подвергся большой опасности и едва не попал в плен к чеченцам. В. Полторацкий в своих "Воспоминаниях" так описывает этот эпизод:

13 июня 1853 г. "я с 5-й и 6-й ротой Кубинского и одной ротой линейного батальона при двух орудиях отправился в сквозную оказию^* до Грозной... Кто из нас, обреченный на лихом коне двигаться шаг за шагам, в оказии с пехотной частью, не уезжал вперед? Это такой соблазн, что молодой и старый, вопреки строгому запрещению и преследованию начальством, частенько ему поддавался. И наши пять молодцов поступили так же". Они хотели поскорее приехать в Грозную и.отделились еще у Ермоловского кургана.

^* (В местностях, прилегавших к району военных действий, переезд из одного населенного пункта в другой совершался под сильным военным прикрытием; для этого надо было ждать случая, отправления почты или проезда какого-нибудь начальника, или фельдъегеря. Отсюда и выражение: ехать с оказией.

Превосходное описание оказии дал еще А. С. Пушкин в своем "Путешествии в Арзрум".)

"Отъехав от колонны на сотню шагов, - пишет В. Полторацкий, - они условились между собою, чтобы двое из них для освещения местности ехали бы по верхнему уступу, а детальные нижнею дорогой. Только что поднялись Толстой и Сада на гребень, как увидели от Хан-Кальского леса несущуюся прямо на них толпу конных чеченцев. Не успев, по расчету времени, безнаказанно спуститься обратно, гр. Толстой сверху закричал товарищам о появлении неприятеля, а сам с Садою бросился в карьер, по гребню уступа, к крепости. Остальные внизу, не сразу поверив известию и, конечно, не имея возможности самим увидеть горцев, несколько минут провели в бездействии, а когда уже чеченцы (из которых человек семь отделилось в погоню за Толстым и Садою) показались на уступе и ринулись вниз, то Розен^*, повернув лошадь, помчался назад к колонне и счастливо достиг ее. За ним бросился и Щербачев^**, но казенная лошадь его скакала плохо, и чеченцы, нагнав его, ранили и выбили из седла, после чего он пешком добрался до колонны. Хуже всех оказалось положение Павла"^***. "Все описанное произошло в течение нескольких минут, давших, однако, возможность нам оказать первую помощь раненым, грозненской кавалерии выскочить по трево ге из Грозной". "Прискакавшие к нам Пистолькорс^**** и несколько кунаков его, мирных чеченцев грозненских аулов... сообщили нам, что гр. Лев Толстой с тата рином Садой, хотя и были очень ретиво преследуемы семью чеченцами, но, благодаря быстроте коней своих, оставив им в трофей одну седельную подушку, сами целы и невредимы достигли ворот крепости"^******.

^* (Разжалованный из гвардейского кавалерийского полка и переведенный на Кавказ Ровен, попавший в эту оказию, отделался легко. "Как только чеченцы показались на уступе и ринулись вниз, он, повернув лошадь, помчался назад к колонне и счастливо достиг ее". (Из "Воспоминаний Полторацкого".))

^** (Артиллерийский прапорщик Щербачев, за несколько месяцев перед тем выпущенный из артиллерийского училища, бы настигнут чеченцами, которые, выбив его из сёдла, тяжело ранили.)

^*** (Павел Полторацкий - о.фицер, брат автора упомянутых "Воспоминаний", был настигнут преследовавшими его чеченцами, которые подстрелили его лошадь; своей тяжестью она придавила ездока так, что он не мог защищаться от врагов, наносящих удары шашками. Подоспевшая выручка нашла его еле живым.)

^**** (Пистолькорс А. В.- в 1841 г. поступил на службу юнкером в Куринский егерский полк, стоявший на передовой линии в Чечне. Он принадлежал в то время к довольно распространенному на Кавказе типу офицеров, считавших за особое удальство походить наружностью и манерами на горца джигита. Достаточно было ему услыхать выстрелы издалека, как он уже с несколькими всадниками, оказавшимися его кунаками-мирными чеченцами, мчались из крепости Грозной подать помощь. Прискакав к колонне и найдя уже положение восстановившимся, он "гарцевал от одного к другому и, вполне удовлетворив собственное любопытство, в свою очередь сообщил нам, как граф Лев Толстой с татарином, Садой..Т благополучно избежали опасности" (Из "Воспоминаний В. Полторацкого").

Л. Н. Толстой воспроизвел Пистолькорса в своем рассказе "Набег" под фамилией Розенкранц.)

^***** (В. А. Полторацкий. "Воспоминания", "Исторический вестник", 1893, VI, стр. 672 - 675.)

Случай этот послужил Толстому сюжетом для его "Кавказского пленника", написанного в 1872 году в период увлечения сочинениями, доступными массовому читателю.

В середине июля Лев Николаевич едет лечиться на воды, куда он собирался уже давно, помня, что если они не поправили меня совсем, то все-таки мне помогли"^*.

^* (Из письма к Т. А. Ергольской, 1852 г., октябрь 20.)

Поселившись в Пятигорске и снова занявшись систематическим лечением, он не перестает хлопотать об отставке, которая задержалась. "...Я теперь уже так привык к счастливой мысли поселиться скоро в деревне, что вернуться опять в Старогладковскую и ожидать до бесконечности - так, как я ожидаю всего, касающегося моей службы, - очень неприятно"^*.

^* (Из письма к С. Н. Толстому, 1853 г., июль 20.)

Вернувшись в конце сентября в Старогладковскую, Толстой не прерывает литературной работы. В тот период он пишет "Отрочество" и заканчивает рассказ "Записки маркера", который и отсылает в редакцию журнала "Современник". Великий писатель-художник, испытав сильные ощущения боевой обстановки, познав своеобразные прелести природы Кавказа и познакомившись с оригинальностью быта казаков и жизнью тогдашних военных, упорно продолжает работать над собой.

Не найдя на Кавказе ничего похожего на то, о чем писал Марлинский, и встретив самых обыкновенных, простых людей, Толстой погружается в глубокие размышления. Вот что пишет по этому поводу Бирюков: "Оттого люди эти в сравнении с ним самим казались ему прекрасны, сильны, свободны, и, глядя на них, ему становилось стыдно за себя". "Часто ему серьезно приходила мысль бросить все, приписаться к казакам, купить избу, скотину, жениться на казачке, жить с дядей Ерошкой и ходить с ним на охоту и на рыбную ловлю, а с казаками в походы... но какой-то голос говорил ему, чтобы он подождал и не решался"^*. Тогда и стали развиваться его основные религиозно-нравственные взгляды. Находясь под живым впечатлением убийств и насилий на войне, где один лишь стон раненого так странно поражает его, Лев Николаевич приходит к заключению: "Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных?"^** Он весь уходит в себя. Его тянет домой. Ему "невыносимо надоел образ жизни на Кавказе..."

^* (Из "Биографии Л. Н. Толстого", П. Бирюкова.)

^** ("Набег", гл. VI.)

"Когда я приеду? Знает один бог, потому что вот уже год скоро, как я только о том и думаю, как бы положить в ножны свой меч, и не могу. Но так как я принужден воевать где бы то ни было, то нахожу более приятным воевать в Турции^*, чем здесь, о чем и просил князя Сергея Дмитровича [Горчакова].

^* (Война с Турцией была объявлена 17 августа 1853 г., но уже заранее чувствовалось, что она неизбежна; войска были мобилизованы. 14 июня 1853 г. был объявлен царский манифест о предстоящем занятии дунайских княжеств - "доколе Турция не удовлетворит справедливых требований России".)

...Во всяком случае к Новому году я ожидаю перемены в своем образе жизни, который, признаюсь, невыносимо надоел мне. Глупые офицеры, глупые разговоры, больше ничего. Хоть бы был один человек, с которым бы можно было поговорить от души... Я по целым дням с утра до вечера хожу на охоту один с легавой собакой. И это одно удовольствие, и не удовольствие, а одурманивающее средство"^*.

^* (Из письма к С. Н. Толстому. Старогладковская, 1853, 23 ноября.)

Его душевное состояние понял как нельзя лучше простой казак, когда, расставаясь с ним, говорил: "Ведь я тебя люблю, я тебя как жалею! Такой ты горький, все один, все один. Нелюдимый ты какой-то! Другой раз не сплю, подумаю о тебе, так-то жалею. Как песня поется:

 Мудрено, родимый братец,
 На чужой сторонке жить!

Так-то И ты"^*.

^* ("Казаки", гл. XIII.)