Отлучение Льва Толстого от церкви - сравнительно давний исторический факт. Но бывают события, которые волнуют, как бы далеко ни уходили они в прошлое.
Толстой Лев Николаевич
В статье, опубликованной через несколько дней после смерти Толстого, В. И. Ленин писал: "Святейший синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе..."*.
* (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 20, с. 22. )
Ныне, когда эта "народная расправа" давно совершилась, а слава, авторитет Толстого возрастают с каждым десятилетием, мы с особенной ясностью видим, каким позорно-бессмысленным актом было отлучение и каким огромным могуществом обладало писательское слово великого художника.
Автор этой книги Г. И. Петров на достоверном, интересном материале показывает, как царское правительство и служившая ему церковь ненавидели Толстого и вместе с тем боялись его.
Всемирно известный писатель, гордость русской литературы, был предан "анафеме".
Что же побудило церковников пойти на этот зловещий шаг?
Причина кроется, конечно, не в том, что всевластный обер-прокурор синода Победоносцев узнал себя в мрачной фигуре Топорова из романа "Воскресение". И тем более не в том, что православные деятели были оскорблены неуважительным отношением Толстого к церковным таинствам, к легенде о непорочном зачатии Христа и т. п. С другой стороны, едва ли надеялись верховные служители церкви запугать и тем самым усмирить писателя. В течение двух десятилетий, предшествующих отлучению, звучал обличительный голос Толстого. Царские власти могли, таким образом, убедиться в том, что никакие угрозы и запрещения не заставят его замолчать.
На что же все-таки рассчитывал Святейший синод?
Конечно, на то, что удастся подорвать авторитет Толстого, унизить его и тем ослабить его мощное воздействие на умы современников. Православная церковь вступила в единоборство с Толстым именно из-за того, что сам он был отважным борцом за права угнетенного народа, за освобождение его от всякого рабства. Рассчитывала скомпрометировать личность защитника, чтобы подорвать его дело.
Открытое преследование Толстого в 1901 году стало неотложной мерой, потому что, начиная с 1899 года, в стране возникла революционная ситуация. Россия и ее народ быстро шли к первой своей революции. Страх перед революцией заставлял царское правительство кидаться от одного безумного акта к другому: отлучить Толстого от церкви, начать бессмысленную войну на Дальнем Востоке и т. д.
Истинная причина отлучения от церкви коренится, таким образом, в том, что Толстой был и неизменно оставался "адвокатом стомиллионного земледельческого народа" (его собственные слова). Тогдашнюю церковь он обличал именно с этих позиций, видя в ней не своего личного, а народного врага. Поэтому в своей критике он был столь беспощаден. Потому же его страстный протест против насилия и лжи имел громадное революционное воздействие.
Церковь оправдывала и освящала существовавший тогда строй, строй насилия и угнетения народа. Толстой открывал читателям глаза, срывал "все и всяческие маски", которыми служители церкви прикрывали подлинное свое лицо. Он показывал, что церковь, забыв гуманные истины христианского учения, благословляет войны, казни, владение собственностью, угнетение трудового народа.
В те самые дни, когда его отлучали от церкви, Толстой задумал и начал статью-обращение "К царю и его помощникам". Он изложил здесь программу того, "чего желает прежде всего большинство людей русского народа", то самое большинство, ради которого он и вел борьбу с церковью. Свой "Ответ на определение синода" он использовал для новых обличений церкви.
Расхождение Толстого с церковью было непримиримой беспощадной борьбой народного заступника с одним из злейших его врагов. Не удивительно, что имя Толстого преданного анафеме, оказалось в одном ряду с руководителями народных восстаний - Степаном Разиным и Емельяном Пугачевым.
Толстой, как известно, не был революционером. Свидетель подготовки, а затем свершения первой русской революции 1905 года, он, по словам В. И. Ленина, "явно не понял" революции и "явно отстранился"* от нее. Революционным действиям народа, его наиболее сознательной части, Толстой противопоставил свою теорию нравственного самоусовершенствования и непротивления злу насилием. Он полагал, что, если каждый человек станет лучше, добровольно откажется от владения собственностью, от участия в "злых" делах государства, строй насилий и угнетения уничтожится сам собой.
* (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 17, с. 206. )
В. И. Ленин в своих гениальных статьях о Толстом, написанных в 1908-1911 годах, показал, что этот утопический взгляд не был личным заблуждением великого писателя. Теория Толстого отразила настроения большей части русского патриархального крестьянства, которая и во время революционных событий 1905-1907 годов "плакала и молилась, резонерствовала и мечтала, писала прошения и посылала "ходателей", - совсем в духе Льва Николаевича Толстого!"*.
* (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 17, с. 211. )
Ныне, спустя десятилетия после смерти Толстого, мы ясно видим, какой огромный революционный заряд содержала в себе его беспощадная критика частнособственнического государства. Одновременно стало вполне очевидно, что надежда Толстого переделать мир без революционного насилия была прекраснодушной мечтой. Вместе с тем именно сейчас, когда в нашем строительстве коммунистического общества на повестку дня встал вопрос о воспитании передового сознания и высокого нравственного уровня у каждого человека, мы вправе обратиться к мыслям Толстого о нравственной ответственности отдельного лица за общее устройство жизни.
Чего же добивался царь и его помощники, отлучая Толстого?
Замысел Святейшего синода заключался, по-видимому, в том, чтобы выяснить отношения до конца и противопоставить Толстому авторитет православной церкви. Но когда отношения были выяснены, результат оказался не в пользу церкви.
Злобные выпады черносотенцев потонули в море сочувственных откликов (многие из них приведены в этой книге).
Тщательно изучив документы, Г. И. Петров неопровержимо доказал, что торжественное анафематствование Толстого не провозглашалось с амвонов православных церквей ни в 1901 году, пи позднее. Прежде всего потому, что личная анафема, т. е. упоминание имен "грешников", была отменена в России задолго до 1901 года. Кроме того, с редактированием и публикацией текста отлучения церковники намеренно медлили и пропустили тот день (единственный в году), когда полагалось возглашать анафему.
В прекрасном рассказе А. И. Куприна "Анафема" кое- что следует отнести, таким образом, к области художественного вымысла. Протодиакону Олимпию не нужно было произносить в соборе анафему Льву Толстому, "богохульнику и отступнику от веры христовой".
Но "Определение синода" существовало. Оно было напечатано и действовало; оно читалось с амвонов, входило в церковные проповеди.
Оно было рассчитано на то, что пробудит ненависть к Толстому не только у кучки мракобесов, но и у множества простых русских людей. Когда в последующие после 1901 годы анафема (общая, всем грешникам) возглашалась могучими голосами служителей церкви, в числе отступников подразумевался и Лев Толстой.
Но расчет мракобесов не оправдался. Светлый гений Толстого победил и здесь. Вместо народного гнева отлучение вызвало прилив любви к великому писателю, усилило гордость за него. Куприн воплотил в рассказе эту победу. Его протодиакон громогласно, так что звенят люстры в большом соборе, возглашает: "Земной нашей радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнику и слуге, болярину - Льву... Многая ле-е-е-та-а- а-а". Такое же чувство переживали десятки, сотни, тысячи русских людей, обращавшихся к Толстому со словами сочувствия и приветствия.
Не удался и другой расчет: приглушить революционное движение. Само отлучение вызвало многочисленные манифестации и протесты у передовой части русского общества.
Все последние десять лет жизни "отлученного" писателя правительствующий синод предпринимал безуспешные попытки примирить Толстого с церковью, а в 1910 году "святейшие отцы... проделали особенно гнусную мерзость, подсылая попов к умирающему, чтобы надуть народ и сказать, что Толстой "раскаялся"*.
* (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 20, с. 22. )
Но Толстой не раскаялся. Сама смерть неустрашимого борца послужила могучим источником нового революционного взрыва. Об этом событии русской истории и нашего революционного движения Ленин писал в статье "Начало демонстраций": "Смерть Льва Толстого вызывает - впервые после долгого перерыва - уличные демонстрации с участием преимущественно студенчества, но отчасти также и рабочих... Русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции"*.
* (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 20, . 74-75. )
Эта революция совершилась через семь лет, в 1917 году.